Винки - Клиффорд Чейз

окончательные. Телевизор продолжал работать, по-особенному мигая то темным, то светлым, вызывая таким образом интерес у покупательской аудитории. Он выключил его. Винки словно качался на качелях, переживая еще более глубокое отчаяние. Попытавшись понять смысл того, что сказал ребенок, он снова заснул, и ему опять приснился сон.

Это была вторая часть того же сна. Перед ним предстали образы из его долгой игрушечной жизни: дети, которых он любил, их семьи, и каждый из них махал ему на прощание рукой с таким особенным выражением глаз, что грусть и чувство потери пронзали его, как самый острый нож. Он давно не вспоминал эти образы: Рут еще маленькая девочка, ее сестра, брат, родители и затем своя семья у Рут, один за другим ее дети: Кэрол, Хелен, Пол, Кен и, наконец, Клифф; и каждый из них брал медведя на руки со взглядом, полным любви и решительности, каждый из них вырос и бросил медведя. Но во сне Винки оставил их — он уезжал от них на огромном белом плавучем театре, и звуки его ансамбля банджо разносились по зыби широкой коричнево-зеленой реки. На нем были надеты короткие гетры и цилиндр, он танцевал, но на палубе не было зрителей, лишь взрослые и дети, стоявшие на грязном берегу, махали ему на прощанье рукой.

Он уже несколько лет не думал о них. Возможно, самым страшным было забыть то, что потеряно.

Объятия, тайны, истории, игры, карандаши, мишура, подарки, слезы, трепка, предательства, собачки, прозвища, руки, прижимания, два плюс два, поцелуи, фейерверк, детские коляски, прогулки — все это кружилось в водовороте, появившемся на ровной поверхности реки вслед за гребным колесом судна, что весело гудело «ту-ту» и издавало грохот, который не успокаивал Винки, не предвещал никакого несчастья — он был просто неизбежен под танцующими ногами Винки.

Любишь, но не можешь найти

Вздрогнув в своей постели, он проснулся.

Было раннее утро. Он вышел на улицу, чтобы облегчиться. Сидя на корточках, он с горечью вспоминал, как когда-то это простое занятие доставляло ему столько удовольствия. Он обвел глазами лес, который все так же любил: высокие деревья, чириканье воробьев, желтые лучи солнца меж сотен голых веток. Он позволил своему разуму замереть, и на какое-то мгновение мир и его радость снова влились в него потоком.

Теперь, увидев вторую часть своего сна, он понимал, что когда, привидевшись ему, Малышка Винки сказала: «Думай о прошлом», она имела в виду не последние события, а то, что происходило давно.

Это прощание с лодки было лишь началом воспоминаний о других детях, которых он знал. В своей новой жизни, где была Малышка Винки, ему ни разу не захотелось оглянуться назад, в прошлое — не было нужды думать о тех годах, что он прожил в качестве игрушки, но теперь он понимал, что долгое прошлое тоже было наполнено любовью и болью и что, следовательно, те годы также были частью его. Даже несмотря на, то что они безвозвратно и давно ушли.

Продолжая вспоминать о времени, когда еще не было Малышки Винки, старый медведь внезапно осознал, насколько маленьким он был под этим огромным сводом деревьев. Он посмотрел на свою округлую тень на ушедших в спячку ветках, и ему снова захотелось плакать. Не нашлось утешения в том, чтобы вспоминать забытые ступени, что привели его к этому одинокому месту. Но было очевидно, что воскрешать воспоминания — его долг, и он продолжил. Он отложил это занятие до заката и потом ночью предался воспоминаниям — лихорадочно, сначала вспоминая лишь обрывками, а затем остановившись на том грустном, счастливом, полном недовольства времени, когда его называли Мари.

Тюремное заключение, безусловно, прервало этот процесс, но воспоминания продолжали одолевать его и по пути в тюрьму. Так что Винки находился примерно в середине детства Рут, когда его посадили. Прошли месяцы, прежде чем Винки снова стал вспоминать, и это случилось накануне суда. Поэтому когда начался суд, он как раз вспоминал детство Клиффа.

Часть 3

И не найдешь предмета мягче, и все же он есть ось Вселенной.

Уолт Уитмен

Государство против Винки

1

Армейский генерал указал лазерной ручкой на фотографию размером с плакат.

— Этот снимок сделан со спутника, и мы полагаем, что это лаборатория по изготовлению усовершенствованного биологического оружия, где, по отдельным сообщениям разведки, создают этих «медведей-убийц». — Генерал обвел светом ручки один расплывчатый треугольник, затем другой. — Здесь. Здесь. И здесь, — сказал он повелительным голосом.

— Понимаю, — сказал прокурор взволнованным тоном, едва слышно. — Под «медведями-убийцами» вы подразумеваете не совсем обычных медведей, я правильно вас понимаю?

Генерал захихикал с серьезным видом.

— Нет. Мы называем их так из-за внешнего сходства с медведями.

— И они совсем не мягкие и пушистые, да?

— Нет, конечно, нет. Совсем наоборот, они представляют собою не меньше, чем армию супервоинов, обученных калечить и убивать. — Генерал показал следующую схему. — Мы полагаем, что они создаются методом, который нам пока неизвестен, однако есть вероятность, что в нем принимают участие похищенные дети, чья ДНК объединяется с генами местных животных, таких как змеи или грызуны, или, вполне возможно, микроорганизмами, устойчивыми к медицинским препаратам, — возбудителями оспы или сибирской язвы.

На схеме можно было увидеть штриховой рисунок маленькой девочки в розовом платьице слева, посередине — жирную черную стрелу с подписью «ДНК», указывающую на голое существо, похожее на Винки, что было справа. Зал открыл рот от удивления.

— Спасибо, все ясно, — сказал прокурор. — Больше нет вопросов.

— Пока, так, гм, хорошо, — прошептал Неудалый медведю, быстро перелистывая кипу раздутых папок из оберточной бумаги. — Присяжные просмотрели, просмотрели, просмотрели все это. Незачем волноваться, мистер Винки.

На самом же деле реакцию присяжных было невозможно оценить, потому что восемь мужчин и шесть женщин сидели за занавесом. На основном совещании суда с адвокатами сторон обвинению успешно удалось доказать, что ввиду крайней опасности, которую представляет собой террористическая сеть подзащитного, личности присяжных заседателей должны остаться тайной. Винки с опасением посмотрел на высоко подвешенный кусок голубой ткани, слегка колышущийся от сквозняка. Казалось, что сам занавес выносил приговор, испытывая к нему ненависть за все то, в чем его обвиняли, игнорируя его, наказывая его тишиной своих складок.

— Мистер Неудалый? — с нетерпением сказал судья.

Неудалый продолжал копаться в кипах бумаг, папок и компьютерных дисках. В то утро обвинение удостоило его чести удовлетворить его давнишний запрос