В объятиях врага - Элизабет Стюарт

– Я уверена, что мы с тобой подружимся, Бесс, – улыбнулась она. – Скажи, это ты распаковала мои вещи? Они придают комнате обжитой вид.

На щеках у горничной на миг появились прелестные ямочки, ее зеленые глаза блеснули в ответ на улыбку Энн.

– Да, госпожа. Я отгладила и развесила все ваши платья, разложила все так, чтобы вам было удобно… то есть я надеюсь, что все сделала правильно. Я раньше никогда не была горничной у знатной дамы, – робко призналась она, – и прошу вас, поправляйте меня, если я что-нибудь забуду.

Энн невесело усмехнулась.

– Твое первое задание будет нелегким, Бесс. Тебе предстоит привести меня в приличный вид, чтобы я могла предстать перед отцом не позже чем через полчаса. – Она оглядела свой грязный и смятый костюм для верховой езды, в котором ей пришлось пробыть последние четыре дня. – Боюсь, что это может оказаться непосильной задачей.

Бесс решительно тряхнула головой.

– Вот уж нет! Только не для меня. Не беспокойтесь, я живо управлюсь.

* * *

Ровно через полчаса Энн стояла у дверей в кабинет отца. Вот он, момент, которого она так долго боялась! Ей вдруг захотелось, чтобы Фрэнсис оказался рядом, но Энн сердито отбросила это непрошеное желание. «Никогда больше я не буду мечтать о нем – и вообще ни о ком!» – поклялась она себе. Ободрив себя этой мыслью, она распахнула дверь и вошла в комнату.

Роберт Рэндалл, пятый граф Гленкеннон, сидел за столом, заваленным кипами бумаг, и что-то писал. Он не поднял головы, когда она вошла. «Может быть, он не слыхал, как открылась дверь?» – подумала Энн, но Гленкеннон быстро положил конец ее трусливым поползновениям незаметно исчезнуть.

– Входи, дорогая, я сейчас освобожусь, – невозмутимо произнес он.

Деловито закончив письмо, отец посыпал его песком, запечатал и только после этого поднял на нее проницательный взгляд. Энн отметила про себя, что за последние три года он ничуть не изменился. В густых волнистых волосах золотисто-каштанового цвета не было ни единого седого волоска, лицо по-прежнему казалось холодным и бесстрастным, серые глаза смотрели на мир равнодушно и жестоко. Вот сейчас он хладнокровно изучал ее, очевидно, отмечая перемены, произошедшие в ней за три года. Должно быть, он остался доволен увиденным: на губах у него промелькнула призрачная улыбка, хотя холодное выражение глаз не изменилось.

– Итак, мы наконец снова встретились, – продолжал Гленкеннон. – А я уже было начал отчаиваться – думал, что никогда больше не увижу тебя в Рэнли. – Он снова придирчиво оглядел ее с головы до ног. – Ты изменилась с тех пор, как я в последний раз видел тебя, Энн, но я должен признать, что эти перемены тебе к лицу. Три года назад ты была всего лишь скромным бутоном, а сейчас я вижу перед собой распустившийся цветок. Не думал, что это возможно, но красотой ты превзошла даже свою мать. В твоем возрасте она была не так хороша, как ты сейчас.

– Я рада доставить вам удовольствие, сэр, – сухо откликнулась Энн. – Прошедшие годы и к вам отнеслись благосклонно.

– Благодарю на добром слове, Энн.

Гленкеннон поднялся, подошел к приставному столику, двигаясь с той плавной и вкрадчивой грацией, что так хорошо запомнилась ей, и наполнил два бокала вином из хрустального графина.

– Прошу тебя, присядь, моя дорогая. Мне как-то неловко, когда ты стоишь посреди комнаты, да и тебе, наверное, тоже.

Энн послушно села в кресло с высокой прямой спинкой и массивными резными подлокотниками. Гленкеннон подошел к ней с бокалом, и ей почему-то стало не по себе, когда она заметила, что темно-красное вино в точности совпадает по цвету с его бархатным камзолом. Этот цвет напоминал кровь, и она с содроганием вспомнила о его стремлении истребить всех Маклинов.

– Я рад, что мне наконец-то удалось благополучно доставить тебя сюда, – непринужденно продолжал Гленкеннон, – и я горько сожалею, что тебе пришлось перенести столько неприятностей. Подумать только – моя собственная дочь лишена возможности путешествовать, не подвергая угрозе свою жизнь…

Граф не закончил фразы, словно содержавшееся в ней оскорбление было для него непереносимым.

– Я не пострадала, сэр, хотя мне очень жаль, что я невольно нарушила ваши планы, – поспешно произнесла Энн.

Гленкеннон пристально взглянул на нее.

– Ты довольно долго пробыла в Кеймри. Чарльз меня уверяет, будто ты сказала ему, что с тобой хорошо обращались… что Маклины предоставили тебе свободу передвижения в пределах поместья. Это правда?

Невозможно было разгадать, что означает выражение его глаз, но в голосе прозвучало нечто неуловимое, заставившее Энн насторожиться.

– Это правда, – медленно ответила она, вспоминая долгие верховые прогулки с Фрэнсисом. Его улыбающееся лицо вновь предстало перед ее мысленным взором. До встречи с ним у нее никогда не было такой свободы… и, несомненно, никогда больше не будет.

Гленкеннон рассеянно вертел в руках бокал, разглядывая безупречно отполированные ногти на фоне красного напитка. Неловкое молчание так затянулось, что Энн вздрогнула от неожиданности, когда граф снова заговорил.

– А знаешь, женщины удивительно умеют приспосабливаться, – заметил он, как бы размышляя вслух. – Если дать им время, они способны освоиться в любых обстоятельствах. Это одно из замечательных свойств твоего пола, моя дорогая.

Энн отхлебнула вина, потому что во рту у нее пересохло от волнения. Она понятия не имела, куда он клонит, но его негромкий, мурлыкающий голос и холодный взгляд не внушали ей доверия.

– Твое нежелание рассказывать о пережитом представляется мне довольно странным, Энн. Естественно было ожидать, что тебе захочется пожаловаться на то, как тебя там обижали, если уж не упасть замертво от усталости и пережитых страданий. Поскольку ты не делаешь ни того ни другого, мне остается лишь удивляться твоей поразительной выдержке. – Гленкеннон вопросительно поднял бровь. – Прости мне некоторую наивность, Энн, но неужели ты пытаешься защитить этих бунтовщиков?

Она заставила себя встретиться с ним взглядом.

– Я не представляю себе, каким образом обморок при данных обстоятельствах мог бы улучшить положение дел, а что касается жалоб на перенесенные обиды, то я уже говорила Чарльзу, что мне был оказан самый обходительный прием. Я не пытаюсь ни защитить Маклинов, ни навредить им.

– Стало быть, сэр Фрэнсис Маклин тоже обращался с тобой обходительно? – усмехнулся Гленкеннон. – Ходят слухи, что он мастер обхаживать представительниц прекрасного пола – даже из стана своих врагов. Многие, если верить этим слухам, остались довольны его… гм… обхождением.

Эти слова больно ранили Энн в самое сердце, напомнив ей, что для Фрэнсиса она была лишь одной из многих. Она судорожно вздохнула, но твердо выдержала взгляд отца.

– Я не вполне понимаю, что именно вы имеете в виду. Какого ответа вы от меня ждете?