Крепость - Михаил Михеев

Сейчас на всех кораблях в бухте проводилась интенсивная работа. На "Морском коне" и еще одном транспорте, способном держать ход в четырнадцать узлов и переименованном в "Волгу", спешно устанавливали дальномеры и трофейные японские шестидюймовки — по две на нос и на корму и еще по одной на каждый борт. Бортовой залп из пяти шестидюймовых орудий — это уже серьезно, вполне сравнимо даже с залпом полноценного крейсера, хотя, конечно, свежеиспеченным военным кораблям с таким не стоило связываться, даже всем троим. Отсутствие брони делало их слишком уязвимыми, а относительно низкая скорость моментально отдавала инициативу в руки противника. Тем не менее, на выходе получалась целая эскадра, которая, пускай и состояла, в основном, из эрзац-кораблей, способна была устроить японским транспортам настоящую бойню.

Одновременно приводилась в исполнение еще одна задумка Эбергарда, судя по необычности, узнанная у потомков. На борта и надстройки кораблей наносились полосы из черной и белой красок. Ломанный абстрактный рисунок должен был, по задумке, "ослеплять" противника — на больших дистанциях разобрать, что за корабль, становилось заметно сложнее, его контуры как бы расплывались между небом и водой. Соответственно, в такую мишень и попасть намного труднее, во всяком случае, записи Эбергарда утверждали это абсолютно недвусмысленно, и сейчас, при помощи трофейной японской краски, корабли, несмотря на недовольные лица иных ревнителей устава, начинали превращаться черт знает во что. Над бухтой стоял густой запах ацетона. Оставалось надеяться, что делалось все не зря, но так ли это мог показать только бой.

Миноносец планировали перекрашивать сразу после того, как окончательно разберутся хотя бы с одним транспортом, и тот сможет поменять "Стерегущего" в дозоре. Хорошо еще, что миноносец в разы меньше остальных кораблей. Стало быть, и перекрашивать его будет легче… Правда, кораблику требовался легкий ремонт — механики на нем раньше явно были косорукие, что прискорбно отразилось на состоянии его гальюна. В доке его почему-то не отремонтировали, и теперь унитазы клокотали, как непризнанный гений, вызывая матюги команды и смех у их товарищей, попавших на "нормальные" корабли. Кроме того, собирались менять кормовое пятидесяти семи миллиметровое орудие на трофейную трехдюймовку, и как это сделать механики и артиллеристы представляли себе пока что весьма приблизительно. В общем, жизнь била ключом, причем по голове, а сам ключ оказался большим и гаечным.

Пока Бахирев руководил всем этим безобразием, адмирал фон Эссен вел серьезный и вдумчивый разговор с капитаном Стюартом. Как резонно предполагал командующий получившейся в результате лихих рейдов сводной эскадры, человек, занимающийся столь опасным делом, как перевозка стратегических грузов во время войны через зону боевых действий, должен обладать жадностью, авантюристичным складом характера и весьма специфическим опытом. Ну а раз так, значит, и знакомства у него имеются весьма обширные, причем, вероятно, по всему свету. Как раз знакомства английского моряка сейчас и нужны были Эссену.

Британец выглядел довольным жизнью. А почему же нет? Пока что все сомнительные операции, в которых он вынужден был участвовать, опасными не выглядели. Эффектными — да, взять хотя бы разрушенные порты, доходными — безусловно, трофейные корабли, пусть и потрепанные, стоят немало, а вот серьезной опасности пока что не наблюдалось. Ну, постреляли в их сторону малокалиберные пушки, снаряды которых рвались где-то далеко в стороне, и только.

Да и потом, он вполне вписался в компанию находившихся на борту "Морского коня" русских офицеров. Они относились к британцу подчеркнуто уважительно как к равному, были образованны и компетентны. Неудобств ни ему самому, ни помощнику со штурманом старались не чинить. Простые моряки, от политики далекие, и вовсе без особых проблем сошлись с русскими матросами, тем более, значительная часть их была американцами, изначально относившимися к русским весьма неплохо. Словом, почти идиллия, а учитывая, что русские не против поделиться добычей, поводов для недовольства у Стюарта, в общем-то, и не было.

Соответственно, за прошедшие дни британец проникся реалиями новой жизни и даже специфическим русским юмором. Во всяком случае, когда Эссен поинтересовался, предпочитает его собеседник коньяк или кофе, тот ответил, что кофе с коньяком. Только чтоб кофе поменьше, можно совсем чуть-чуть, а коньяка, соответственно, побольше. Шутил, значит… Это хорошо. Только нельзя позволять совсем уж забывать разницу в положении, а то быть слишком добрым чревато. Добро в наше время напоминает кормление голубей. Чем больше дашь хлебушка, тем больше потом на голову тебе дерьма выльется.

Эссен подождал, пока гость допьет свой аристократический напиток — вежливость, никуда не денешься, с интересом посмотрел на разом покрасневшие щеки капитана и все так же вежливо улыбнулся:

— Вы, наверно, удивлены, что я вас пригласил?

— Не скрою, это так, — кивнул Стюарт. — Хотя, я полагаю, это сделано для того, чтобы уточнить мой нынешний статус?

— Вы правильно полагаете, — усмехнулся адмирал. — Давайте не будем ходить кругами. Насколько я понял, вы, как любят выражаться ваши американские… родственники, деловой человек. Я прав?

— Ну, можно сказать и так.

— И, как всякий деловой человек, обладаете обширными связями в самых разных кругах, не так ли?

— Смотря в каких, — осторожно ответил Стюарт.

— А вот это уже вам решать, — голос адмирала стал жестким. — Поскольку в успехе предприятия вы будете весьма даже заинтересованы.

— И чем же?

— Карманом, естественно. Что для делового человека важнее кармана?

В общем-то, идея адмирала была проста, как три копейки. У него уже сейчас было два не нужных парохода. Груз — он нужный, а вот сами пароходы — нет. Учитывая же, что эскадра вот-вот опять выйдет на охоту, количество трофейных пароходов разной степени потрепанности должно было прибавиться. И многие из них будут, вдобавок, с грузом, стоимость которого в военное время может оказаться выше даже, чем стоимость самого парохода. Гораздо выше. И уж совсем грешно тем, кто тратит время, силы, нервы и ресурс механизмов на перехват этих кораблей, не получить за них определенные суммы. Желательно, в английских фунтах, можно в гинеях, но на худой конец пойдут и доллары с марками. И побольше, побольше, ибо прав тот, кто ставит перед собой крупные цели — по ним сложнее промазать.

Британец удивился. Нет, он, конечно, держал свою традиционно-лошадиную морду кирпичом, но удивление не скрыл, да и не особенно старался. Очень уж его заинтересовал вопрос, почему русские вместо того, чтобы, как и положено, отогнать трофейные корабли в свой порт, и получить за них приличествующее вознаграждение, причем вполне законное, собираются ввязываться в сомнительную авантюру с перепродажей этих самых трофеев на сторону. И вопрос этот британский капитан, не мудрствуя лукаво, озвучил, что было вполне логично.

— Видите ли, — адмирал несколько секунд сидел неподвижно и молчал. Роль приходилось играть до конца, хотя, конечно, самой-то роли был так, маленький кусочек. — Если я поступлю строго по закону, то мы получим очень маленькие выплаты. Очень, — подчеркнул он. — Когда-нибудь. Может быть. А я не хочу, — тут он уже не играл, и слова прозвучали зло и искренне, — чтобы мои люди гибли, а эти мерзавцы из интендантства на их крови набивали себе карманы. Поэтому лучше уж я продам трофеи кому-нибудь другому, и на это обеспечу своих, да и себя, любимого, не забуду.