Золото тайги - Максим Дуленцов

– Что делать нам, сяньшень? Они убивают нас.

Пыхнул трубкой Джен Фу Чень, поднял глаза и произнес:

– Кто-то из нас быстро закончил свой путь к совершенству и переродился в высшее существо. Им повезло. Нам надо пойти по их пути. Зачем тлеть во тьме чужого мира? Умерев, мы возродимся на родине предков на ступень выше, чем сейчас. А пока защитим себя сами. Нам нужно оружие, и нам нужно определить врага в этой стране.

Так сказал Джен Фу Чень, и люди послушались его. Похоронив убитых, они собрались и пошли за оружием.

* * *

Паровоз с парой вагонов подкатил к станции Кизел к вечеру. На станции стояли люди, двое. Когда Парамонов вышел, один радостно обнял его, похлопав по плечу, другой долго тряс руку. Точно так же он тряс руку комиссару Лукину:

– Наслышан, Владимир Павлович, наслышан, милости просим. Вашего батьку знал, прекрасный большевик. Я – секретарь Калашников, Толя.

– Тезка твой, Парамонов, – обернувшись к своему товарищу, с улыбкой произнес Лукин.

– А я из Перми прислан губернским комитетом, не местный, но если что надо – всё сделаю, – услужливо говорил секретарь Калашников.

Лукин отмахнулся, внимание переключил на человека, весело болтавшего с Парамоновым. Тот местный, он и нужен. Секретарь Калашников помялся еще рядом, понял, что не пригодится, и, попрощавшись, истаял в чреве кривого рабочего городишки.

– Короче, знаю я, где можно схоронить, – говорил тем временем друг Парамонова им обоим, – но чтобы скрытно было, надо ночи ждать. Там покажу. Тут недалеко есть старый выработанный штрек, который соединяется с пещерой. Когда гнали его – в провал попали. Пещера большая, там никто не ходит, местные боятся: мол, живет там мертвяк. Будто еще при Екатерине царице самые первые копи тут рыл. Приказчику он не понравился, да и бросили его в угольную копь, горящую под землей. Знаете, горит как! Страшно. И сейчас он бродит по подземным норам, черный, как смоль, обгорелый, как головешка, и заманивает туда людей, где они и теряются. Вроде как приказчика того ищет, сжить со свету хочет. Народ у нас суеверный, куда не надо не суются, а китайцы здесь, в Кизеле, не работают, их на дальние шахты загнали. Так что, товарищи, пойдемте на станцию к смотрителю, я там уже и чайник поставил, и водки припас четверть. До ночи еще далеко.

И они пошли, не забыв выставить охранение вокруг вагона.

* * *

Маневровая «эрка» с Василием Андреевичем и прапорщиком Иванцовым, которого звали Михаил, брала подъем за подъемом, преследуя маленький состав с большой ценности грузом. Уголь в тендере почти закончился, машинист указал на поленницу дров, почерневших от угольной пыли.

– Это вот запас, если что. А чо вот оно? Куды ваша сцепка запропастилась? Уж с Горнозаводского на Кизел свернули… Сожжем дрова – трындец, пешком пойдем, ежели встречный не задавит. Это же не на телеге трястись, тут система – дорога железная! – Машинист выставил указательный палец и гордо посмотрел на грязных, в угольной пыли господ офицеров. Или товарищей? К такому обхождению он еще не привык. Господа устало кивнули: мол, езжай, пока подкидываем. Машинист ехал. Ему и самому было интересно, а то с завода на станцию и обратно – вот и весь маршрут. А тут аж двести верст, да по редко хоженному пути. Интересна-а-а…

– Вона ваш поезд, на станцию тащится. Кизеловский разъезд, станция. Куды, к нему прям? Ох, на станции хайло и разинет…

– Нет, отец, ты тут тормози, – вглядываясь вдаль, сказал Василий Андреевич.

– Хде я тебе тута встану, говорил же – не подвода, не проселок, железная дорога! Надо в тупик уходить.

– Ну так уходи.

– Стрелку переставьте – уйду, у мене оглоблей нету, поводьев тожа.

Иванцов спрыгнул с подножки пыхтящего паровоза, подбежал к рычагу, перекинул его с трудом. Машинист осторожно дал ход, и вскоре паровозик, зашипев, остановился в лебеде, затянувшей насыпь тупика.

– Ты, отец, подожди нас тут, мы придем и обратно поедем, заплатим хорошо. Дождись.

– Ага, конечно, сынки, туточки и постою, подожду вас… А куда мне деваться?

Иванцов с Кругловым залегли в буйно разросшейся лебеде у станционного здания. Вечерело. Когда совсем по-августовски стемнело и звезды высыпали на небо, из двери станционного смотрителя вышли двое и направились в ближайший лес. Вернулись нескоро. Иванцов успел подремать, Василий Андреевич – подумать о жизни. Не совсем о жизни, мысли всё переходили от тягот, которые он испытывал все последние шесть лет, к Вареньке и счастью, которое не за горами, ждет их в далекой стране, куда скоро поможет им уехать то, что он сейчас делает.

Тут стукнули отворяемые двери вагона, раздались приглушенные голоса. Через какое-то время часть людей, охранявших поезд, взвалив на себя мешки, двинулась к лесу, а часть осталась у вагона, ощерившись штыками, примкнутыми к стволам. Василий Андреевич растолкал Иванцова:

– Миша, всё, просыпайся. Понесли куда-то, давай за ними.

Тот со сна повращал глазами, ничего не понял, но покорно, пригнувшись, подался за штабс-капитаном. Шли, казалось, вечность. Люди продвигались по тропинке, Круглову же с Иванцовым приходилось пробираться лесом, перелезая через поваленные деревья, выдираясь из ловушек сушин и зарослей малины с папоротником. Когда пришли на место, свет керосиновых ламп выхватил из темноты полуразрушенную штольню. Просторный вход – подвода войдет – подпирали бревна. Красноармейцы исчезли внутри, а преследователи залегли в крапиве.

– Ну что, Василий Андреевич, сейчас или никогда, – прошептал прапорщик, доставая револьвер.

Круглов покачал головой.

– Миша, что в мешках – мы не знаем. Их там семеро, да с винтовками. Вы надеетесь попасть хоть в кого-нибудь в пещере при свете керосинок? Тут надо обладать чутьем и меткостью Натти Бампо.

– Это кто? – удивленно прошептал Иванцов.

Василий Андреевич хотел было пояснить ему про Фенимора Купера, да тут люди вышли из шахты. Постояли, покурили и двинулись назад. У входа никого не оставили. Василий Андреевич пересчитал: все семеро скрылись из виду.

– Вот теперь пошли, Миша, – скомандовал он и выскочил из крапивы к темной горловине шахты.

Было ни зги не видно, но впереди замаячил тусклый огонек. «Лампу для ориентира оставили», – понял Круглов. Возле лампы лежали полупустые мешки. Василий Андреевич приподнял один – тяжел. Развязал тесемки, засунул руку внутрь и вытащил небольшой кирпичик.

– Золото! – ахнул Иванцов, даже при неровном свете разглядев тусклый блеск. – Там что, везде такие слитки?

Он кинулся развязывать другие мешки. Точно, во всех одно и то же. Прапорщик обнял Круглова:

– Мы богачи, Василий Андреевич!

Кое-как отодрал его от себя штабс-капитан. Он думал, как эту тяжесть вынести. Пока думал – шаги у зева шахты, голоса. Черт, вернулись!

Заметался по камням, на стены наткнулся, а свет приближается, идут. Иванцов за ним как хвост. Прижались к стене спинами, измочили френчи влагой, стекающей под землю. Василий Андреевич достал наган. Бежать некуда, не усмотрел опасности, золото блеском глаза затмило. Теперь только шкурку свою подпорченную дорого продать осталось. Да тянет его рука Иванцова куда-то. Пополз за ним, провалился, локоть отбил, но оказалось, что затаились в дыре, где – непонятно, ничего же не видно.