Ученик дьявола - Эдвард Марстон

— Его надо повесить, утопить и четвертовать.

— За строгие взгляды на веру? — мягко спросил Гринлиф. — Будет вам, Джером. Как говорится, живи сам и дай жить другим. Итак, — он улыбнулся викарию. — коль скоро вы пропустили «Двойную подмену», я настаиваю, чтобы вы посмотрели хоть одну из оставшихся пьес.

— Вы, право, считаете это нужным, сэр Майкл? — пролепетал Димент.

— Эта самое малое, что вы можете сделать. Пусть актеры получат благословение церкви.

— Я подумаю, — пообещал викарий.

— Нет уж, — рассмеялся Майкл, — дайте мне ответ прямо сейчас. Моя жена была очень расстроена вашим отказом. Неужели, Энтони, вы хотите снова огорчить ее?

— Нет, что вы.

— Отлично. Так какую из пьес вы бы желали посмотреть?

— Приходите завтра на «Ненасытного герцога», — посоветовал Страттон. — Трагедия потрясающей силы — кровь стынет в жилах.

— Трагедии мне не совсем по вкусу…

— А как насчет спектакля на историческую тему? В субботу «Уэстфилдские комедианты» ставят «Генриха Пятого».

— У меня на субботу назначено отпевание.

— В таком случае, — решил сэр Майкл, — придете на «Счастливого ворчуна». Насколько я слышал, это еще одна изумительная комедия. Она непременно скрасит ваш день. Решено! Сядете рядом со мной. Будем смотреть пьесу вместе.

— Когда, сэр Майкл?

— В воскресенье.

Димент почувствовал, что его ноги сделались ватными.

Стол для актеров накрыли в главной кухне Сильвемера. Комедиантам было велено ни в чем себе не отказывать, есть и пить сколько душе угодно, и многие в тот день разошлись по опочивальням в приподнятом настроении. Репетиция прошла удачно, новая пьеса постепенно приобретала форму, с лордом Мэлэди ничего нового не случилось. Однако Лоуренс Фаэторн был невесел и, присев к столу с остатками трапезы, поведал Николасу Брейсвеллу и Эдмунду Худу о том, что его беспокоит.

— Надо было оставить Дэйви Страттона в Шордиче, — с досадой проговорил он.

— Ага, Марджери от души бы тебя поблагодарила, — ехидно заметил Худ.

— Но, Эдмунд, полюбуйся, что он успел натворить, пока мы здесь.

— Мальчишкам свойственно шалить. — заметил Николас.

— Шалить? Я это называю иначе, — проворчал Фаэторн. — Думаете, он ограничился проделкой с веточкой ежевики? Прошлым вечером он сунул в кровать Мартину пук мокрой соломы, а сегодня утром бросил в стакан Стефана пригоршню соли. Дик Ханидью — единственный, кого он пощадил. Мальчишку надо хорошенько вздуть.

— Я его тряс так, что у него зубы стучали, — признался Николас, — а потом предупредил: еще одна, пусть даже самая невинная проказа — и он отправляется в Лондон. Не знаю, что на него сегодня нашло. Бедный Мартин. Ну и досталось ему с этой ежевикой.

— Подлеца надо было раздеть догола и швырнуть в ежевичный куст.

— Ну, это уже слишком, Лоуренс, — возразил Худ. — Ник поступил правильно: отчитал Дэйви, заставил его извиниться перед Мартином, весь остаток дня следил за ним и раньше всех отправил спать. По-моему, это справедливое наказание.

— А по-моему — нет. Знаете, что я думаю? Может, я и ошибался насчет «Ведьмы из Колчестера». Может, пьеса и не виновата во всех моих несчастьях. Вспомните: когда начались беды?

— Когда ты прогнал мистера Пая, — ответил Николас.

— Ошибаешься, Ник, — возразил Фаэторн. — Они начались после того, как мы приняли в труппу Дэйви Страттона. Он проказничал в моем доме, сбежал от вас в лесу, снова пытался удрать в Сильвемере, а теперь опять взялся за старое. Не пьесы мне надо боятся, а этого маленького мерзавца.

— Будет тебе, вспомни, сколько ему лет.

— Верно, — поддержал суфлера Худ. — Дэйви еще только встает на ноги.

— Если так пойдет и дальше, лучше я их ему отрежу, — с горечью произнес Лоуренс. — Во всех моих злоключениях виноват Дэйви Страттон. Он ниспослан терзать меня и мучить. Я чувствую в нем какую-то злобу. Я-то думал, он станет для труппы ценным приобретением, а на самом деле у него уже есть один хозяин и наставник… Он ученик самого дьявола!

Фаэторн опорожнил кружку с элем и встал из-за стола. Николас даже не стал пытаться возражать ему. Хотя Брейсвелл относился к проделкам Дэйви не так сурово, как Лоуренс, поведение мальчика сильно беспокоило суфлера. Даже после того, как мальчику ясно сказали не дразнить Мартина Ио, Дэйви все равно сыграл с ним эту шутку. С этим Николас не был намерен мириться и устроил Дэйви такую выволочку, что мальчик расплакался, испугавшись, что потеряет друга, которого уважал больше всех в труппе. Потом они помирились, но Николас все еще был расстроен. Он никак не мог понять, что опять случилось с мальчиком, который в доме Анны Хендрик был образцом послушания.

Троица вышла из усадьбы и в темноте направилась к коттеджам на огоньки свечей, горевших в окнах. Пожелав Худу спокойной ночи, Фаэторн и Брейсвелл пошли к домику, который делили с Илайесом и Инграмом. Решив проведать Дэйви Страттона, Ричарда Ханидью и Джорджа Дарта, Николас заглянул в соседнюю хижину. Здесь также проживали Роланд Карр и Уолтер Фенби, имевшие в труппе свою долю. Первым делом Николас зажег свечу, желая убедиться, что мальчики спят. Так и оказалось. В комнате царила тишина и спокойствие. Николас по-отечески улыбнулся.

Усталый, не раздеваясь, суфлер прилег на кровать у окна. Он ожидал ответного удара: Мартин Ио наверняка мечтает отмстить Дэйви, а лучшее время для мести — ночь, когда на обидчика можно напасть внезапно. Даже присутствие в комнате Николаса вряд ли могло остановить Ио. Николас оставил ставни слегка приоткрытыми, чтобы сразу услышать, если внизу откроется дверь. Когда кто-нибудь попытается проникнуть в комнату, он будет наготове.

Прошел час, прежде чем Николаса сморил сон, и еще час, прежде чем какой-то звук разбудил его. Звук шел со стороны конюшен. Услышав испуганное ржание лошадей, Николас тут же вскочил. Взяв меч, он прокрался вниз по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Когда он выбрался из домика, шум повторился. Дверь конюшни была открыта — ясно, что туда кто-то пробрался. Сперва Николас подумал, что Ио решил взять пучок соломы и достойно отомстить Дэйви, однако усомнился в этом, услышав обеспокоенное ржание уже несколько лошадей. Суфлер решил, что у незваного гостя имеются цели поважнее, чем месть своенравному ученику. Если это конокрад, его надо остановить. Выставив меч вперед, Николас проскользнул внутрь конюшни и вгляделся в полумрак. Незнакомца выдал стук кремня и посыпавшиеся искры, а мгновение спустя его озарило пламя, охватившее пук соломы, над которым он склонился.

— Стой! — завопил Николас, бросившись к поджигателю.

— Это еще кто? — послышалось рычание.

Суфлер застал злоумышленника врасплох, однако негодяй не терял времени. Прежде чем Николас успел напасть, незнакомец схватил пригоршню соломы, швырнул Брейсвеллу в лицо и, воспользовавшись его замешательством, оттолкнул суфлера и кинулся к двери. Огонь быстро распространялся, лошади все больше беспокоились. Николас кинулся к бадье с водой и по большей части затушил разгоравшееся пламя. Мерцавшие кое-где язычки он затоптал ногами. Как только с этим было покончено, Николас, вне себя от гнева, выбежал за дверь и бросился в погоню за мерзавцем. Поджигатель бежал быстро, однако он совершил ошибку, оставив лошадь слишком далеко, и поэтому теперь тяжело и хрипло дышал. Остановившись у дерева передохнуть, незнакомец вдруг понял, что его преследуют, и снова кинулся наутек. Достигнув подлеска, он продолжил бег, с шумом ломая ветки, пока не выбрался на прогалину, где оставил лошадь. Однако не успел он вставить ногу в стремя, как его настиг Николас.