Скорпионья сага. Cамка cкорпиона - Игорь Белисов

Я вдруг осознал, что желаю ей смерти.

В этом тихом аду проползли две недели. Неожиданно она засобиралась в дорогу. Вывернула гардероб, разбросала по всей квартире, начала упаковывать чемоданы. Поставила перед фактом, что летит на «сейлз-митинг».

– Вернусь в середине августа.

– То есть, практически через месяц?

– Да, неделя за счет корпорации, а там я еще деньков прикуплю. Дороже всего – авиаперелет. Если перебраться в отель подешевле, можно недорого отдохнуть. А что это ты так оживился? – Уставилась с подозрительностью. – Даже не думай. Встретишься со своей проституткой, мне тут же доложат. Ты под контролем, не забывай. В твоих интересах вести себя паинькой. Мне требуется полный релакс. Я еще ничего не решила. Ты ведь не хочешь меня огорчить накануне суда, верно?

Подмывало съязвить: что это за митинг такой за счет корпорации, готовясь к которому пришлось изучить талмуд «Туризм-Отдых»? Любопытно, она действительно летит с фирмой – или сразу с любовником? Впрочем, без разницы. Как ни крути – продажная женщина. Даже если б я ее уличил в циничном обмане – на кой мне теперь эта правда? Привычный мир все равно разрушен. Я давно ей не верю. И никогда не поверю. И наплевать. И думать об этом лень. Пусть она привезет хоть сертификат абсолютной безгрешности – в моем сердце ей вынесен окончательный приговор.

Перед тем как присесть на дорожку, нырнула в семейный сейф. Загребла, сколько нужно. Похоже, не все, потому что ключ забрала с собой. Уже присев, вдруг вскочила, шагнула к моей сумке, выудила мой кошелек – выпотрошила купюры и вытряхнула остаточный жалкий звон.

– Тебе оставить? – поинтересовалась с садистским участием.

– Жри все. Приятно подавиться. А я уж как-нибудь… на сухариках…

– Тут и жрать-то особо нечего. Прямо скажем, недорого ты меня оценил.

– Каждый стоит ровно столько, сколько за него дают.

Моя колючка попала в цель. Она пятнами покраснела, а губы скривила гримаса ожесточения:

– Молись, чтобы самолет не разбился. В случае гибели потерпевшей суд автоматом впаяет тебе на всю катушку!

Я остался один. Впервые за многие годы. Мечта отшельника. Долгожданный отпуск женатого холостяка. Мысль позвонить Любаве поначалу дурманно разволновалась. Затем перешла в ровный пульс. Затем вытянулась в изолинию.

Не то чтобы я боялся слежки. Хотя, конечно, побаивался. Но мне действительно жизненно требовалось побыть одному. Подумать. Без них обеих. Все холодно, тщательно взвесить. Подготовиться, насколько возможно, к суду.

А что если отказаться от мировой? Воин я или нет? До суда я могу изменить показания. Имею законное право. Да, именно, обвинить ее в клевете! По крайней мере, это будет честный поединок, с равными шансами обеих сторон. Проиграю, значит посадят. Судьба. Главное – не сдаваться без боя. Когда предоставят последнее слово, швырнуть им в морду подлинное обвинение: это не суд, а судилище, все законы шиты бабьими нитками и подвернуты под подол!

Героическая фантазия раздувала меня с неделю.

А если я выиграю? Тогда уже посадят ее. И мне придется в одиночку растить Малыша. Но ведь я как отец – ноль. Все считают меня хорошим папашей, и никто не догадывается, что мне это – нахрен не нужно. Эх, если бы не Малыш. Ко мне она, конечно, привязана. Зато мамы – боится. Ее она слушается. А со мной разболтается. Все-таки девочке нужна мать. Нет, придется язык прикусить.

К исходу второй недели я медленно сдулся.

Замкнутый круг. Единственный шанс – мировая. Но как дальше жить, если за примирением дело будет прекращено? Остаться с женой как ни в чем ни бывало – потерять последнее к себе уважение. Любовник-то черт с ним, но ложное обвинение! Разве можно такое простить? Любава. Я должен, обязан уйти к ней. Начать все с нуля. Любовь побеждает все. Хотя, если вдуматься… Она тоже женщина. Самка. Они обе – одной природы.

Еще около недели я мучился выбором.

Только не рано ли я размечтался? Если под хвост жене попадет шлея, она может и заартачиться, не согласиться на мировую. А если самолет разобьется? Такое нет-нет, да случается. Что тогда?

В последнюю неделю меня парализовал примитивный страх.

Думал ли я, что все произойдет именно так?

Теперь я могу честно признаться: да, думал. Конечно, накануне суда разные варианты травили мне мозг, но в глубине души предчувствие зрело к тоскливой банальности.

Что ни говори, авиакатастрофы случаются редко. Бедная, правда, отдохнувшей не выглядела. Ожидание суда, видать, измучило не только меня. Мы подъехали к казенному дому. Мировой суд располагался в здании детского сада. Без детей, но с решетками.

Внутри царило спокойствие. Даже сонливость. Назначенный мне защитник, вялая тетка, поведала, что сегодня с судьей повезло. Дескать, добрая. А есть еще и другая судья – злюка редкостная. Япопытался сострить насчет объективности судебного производства. Тетка юмор не поняла, хмуро сказала писать заявление. Предполагалось, мы уже примирились, осталось только оформить. Я подписался. Жена в последний момент застыла в позе неоднозначности. Мое сердце затрепыхалось. Тетка уставилась с удивлением. Жена опалила меня презрительным взглядом – и махнула свою закорюку.

В зале священнодействия мне внезапно попала смешинка. Стоило напряжения подавить эту кощунственную неуместность. Все было строго: герб государства, три черных высоких кресла, скамья подсудимых. Обвинитель – энергичная дама. Секретарь – тихая девочка. «Добрая» судья – дева с лицом покойницы. Плюс моя вялая тетка. Плюс потерпевшая. Пять баб на одного мужика. Встать, суд идет! Меня раздирало и пучило ощущение фарса.

Энергичная дама изложила суть дела и сформулировала обвинение в соответствии с уголовной статьей. Тетка ходатайствовала о мировой. Покойница выслушала, после чего обратилась к супругам.

«Да, ваша честь», – ответил я на формальный вопрос о согласии.

«Да, ваша честь», – повторила через секунду жена.

Наш дуплет прозвучал, словно в ЗАГСе.

Напоследок энергичная дама заострила внимание, что если от потерпевшей вторично поступит аналогичное заявление, суд автоматически вынесет мне обвинительный приговор. Нам снова дали бумажки. Мы опять подписали.

Когда мы вышли на улицу, оркестр туш не играл, и россыпь цветов не кидалась нам под ноги. Был унылый пасмурный день. Такой же, как до «примирения».

– Оплатишь, – зло бросила Бедная, всучив мне квитанцию.

– Вот и все, чего стоит наша любовь… – Я прочел сумму судебной госпошлины.

Жена села в свою иномарку. Я сказал, прогуляюсь пешком. Она не настаивала. Мгновенье, другое, и машина исчезла за поворотом.

Я вытащил сотовый. Впервые за месяц включил. Набрал текст эсэмэски.

«Суд состоялся. Я на свободе».