Скорпионья сага. Cамка cкорпиона - Игорь Белисов

И отправил на номер Любавы.

В Сбербанке застал странное скорбное оживление. Люди толпились, гудели активно, но глухо, как в зале траурных церемоний. Что-то явно случилось, и это «что-то» касалось каждого из присутствующих. Среди бормотания мелькал непонятный, смутно жалящий термин – «дефолт».

Так я узнал, что в день судилища надо мной в нашей стране случился финансовый крах. Цены вздрогнули, как разбуженные, и разогнались. Не успела подорожать только госпошлина, которую я оплачивал. Чего не скажешь о прочих товарах свободного рынка. В ближайшее время все подскочило в пять раз. Пачка «Мальборо», например, с 5 до 25 рублей. Я подумал, не бросить ли мне курить, раз судьба так безжалостно обо мне позаботилась? Парочку дней помучился, а потом начал к сосущей в груди пустоте привыкать.

Закурил я ровно через неделю, 25 августа. Перешел на родную дешевую «Яву». Это было во вторник, я точно запомнил, как и большинство моих соотечественников: на ММВБ рубль по отношению к доллару катастрофически рухнул – и это был Черный Вторник.

После срыва я задымил с отчаяньем обреченного. К чему заботиться о здоровье, продлевая тем самым жизнь, пред которой разверзлась бездна? Сквозь горький дым я зачарованно наблюдал, как тлеет и угасает моя мечта.

Всю ту неделю я оттягивал встречу с Любавой.

На сей раз, я приехал к дому ее мамы. Любаве незачем выбираться в центр, зря тратить время и деньги. Ведь дело решенное.

Как сейчас ее помню: взволнованную, радостную, с любовью в глазах, выбежавшую из подъезда в белых кроссовочках, джинсиках, сочно-вишневом свитере – и без зонта. Выбравшись из машины, я ждал, поеживаясь. С неба сыпала морось. На август надвинулась осень. Лужи холодно опрокинули город. Пока она добежала, успела засеребриться от капелек. Мы обнялись. Я тут же промок. Лишь поцелуй оставался жарким.

– Господи! Как же я соскучилась, истосковалась! Ты не представляешь, что я пережила! Но теперь-то все? Ты свободен?

– Ну… в общем… да.

– А я устроилась на работу! Платят, конечно, не очень. Но вдвоем мы, я уверена, справимся. Снимем квартиру…

– Квартиру?.. Вдвоем?..

Чуть отстранилась. Лицо продолжало светиться радостью, щеки пылали, губы застыли в улыбке – но глаза начали медленно остывать.

Мне вдруг подумалось, что подлинный суд вершится не в казенном доме с решетками, а на вольной воле обычной улицы. Преступником быть легко. Но как тяжело быть судьей. Тем более, палачом. Для нее – и себя.

– Знаешь, Любава… За это время я многое передумал… переосмыслил… насчет тебя, меня… насчет наших отношений.

– И к чему ты пришел?

– Понимаешь… Все это… бесперспективно.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… снять квартиру… быть вместе… Словом, строить семью.

– Но почему?

– Наверное, потому что семью создают один раз. По молодости, по глупости, по вере, что это навечно, что мы проживем в любви и умрем в один день. Но потом… Однажды появляется трещина. Что-то ломается. И этот процесс, к сожалению, необратим. И если к нам приходит новая любовь, она приходит только потому, что первая любовь уже иссякла. Но ведь и жизнь уже затрачена. Мы рады бы начать сначала, да только вынуждены признать, что проходить все то же самое еще раз… нет энергии.

– Что ты все «мы», да «мы»? Отвечай за себя.

– Хорошо. За себя. Я… я не смогу к тебе уйти.

Ее глаза… Остекленели… Налились… Ресницы дрогнули – и покатились, побежали ручейками слезы.

В моей груди сдавило. Начало крутить. Щемящей жалостью. Но чтобы следовать за зовом жалости, нужна энергия. Которая была близка к нулю. Раздвоенная жизнь до срока меня высосала.

– Я поняла. Ты остаешься с ней.

– Я просто там живу.

– Остаешься, несмотря на все ее измены.

– У нас общая дочь.

– Несмотря всю ее подлость. Да она за решетку хотела тебя упечь. Чего еще ты ждешь от этой твари? Что она должна с тобой сделать, чтоб ты от нее ушел? Что?! Что?!!

Ее забила дрожь, заколошматила истерика. Она кричала так, что все слова сливались в жуткий вой. Сквозь судорогу жалости я вдруг почувствовал смертельный ужас, панику, порыв бежать. Последним всплеском воли я ее обнял, пытаясь хоть чуть-чуть утихомирить. Нас обходили стороной. Я, что есть сил, ее удерживал. На нас оглядывались. Я ее гладил, я шептал. Весь мокрый, серый дом, казалось, пялился бесчисленными окнами, и где-то среди них – окошко ее мамы. Я мертвел.

Однажды самка скорпиона делает бросок. Вот и Любава сделала. Ну почему все так жестоко? Я вынужденно увернулся. Она еще пыталась что-то сквозь рыдания внушить мне, но инерция иссякла, и от броска остались всхлипы, стон, прощальная агония жизненного промаха.

Когда она утихла, я сказал, ничто не кончено, мы будем продолжать встречаться. Она лишь замотала головой. Покусывая губы. Освободилась от объятий. Отвернулась. Пошла по направлению к подъезду. Я сделал за ней шаг, другой. Она не оборачивалась. Я остановился. Она уменьшилась в размере.

Дверь подъезда хлопнула.

Меня душили слезы, сердце разрывалось. Еще не поздно было ринуться, догнать. Но я себя сдержал. Я задавил в себе инстинкт. Я уже точно знал: мужская жалость к женщине – циничный трюк природы. Ведь жалость к ней – это безжалостность к себе. Любовь и Смерть. Все прочее не важно. Единство и борьба. Однажды так случается, что или ты, или тебя. И вот я сделал это. Я вынужденно совершил. Я совершил убийство. Пусть и необходимое, рожденное судом и называемое казнью.

Всей правды мы не узнаем никогда.

Только поверхность. Может быть, немного вглубь. Только то. что нам приоткрывается искренне или лукаво, по доброй воле или по принуждению. Мы и в себя-то заглядываем нечасто до той глубины, где обитает страшное чудовище, именуемое Истиной. Вот и Любаве подлинной причины я так и не открыл. Да и вряд ли б она ее приняла.

Кому-то может показаться, я расстался с ней ради жены. Мне больше нравится облагороженная версия – ради ребенка. На самом деле, все трусливее и жестче: случился тот дефолт, государство снова меня кинуло, и я оказался не в состоянии просто снять квартиру, не то, что замахиваться на проект новой семьи. Я совершил открытие, от которого душа мужчины холодеет: наша любовь всегда проходит испытание деньгами. Любовь, конечно, не купить. Бесспорная, святая правда. Но правда ведь и то, что за любовь нужно платить.

А если нечем?

Однако и это еще не сама истина, лишь первое к ней приближение. Любовь за деньги называется проституцией. Нет? Или все же да? Если уж проводить какую-то границу, то не по оси «товар-деньги-товар», а по острой грани, разрезавшей наивность и осознанность. Всякая женщина, по сути, проститутка. Различие лишь в цене. Не хочется так думать, но сами женщины настаивают. И самая дорогостоящая – та, за которую ты расплачиваешься по максимуму: всей своей каторжной, запроданной ей жизнью.