Письмо не по адресу. Любовная горячка - Йоахим Фридрих

Да, надо понимать, если бы в тот самый раз он не позабыл её надеть, сейчас бы не был бассетом. Впрочем, озвучивать эту мысль я не буду.

— А что на ней за надпись?

— Что за надпись. «Свободу собакам». По-китайски.

— Я бы предпочёл надпись: «Свободу МАКС». — С этими словами я плюхаюсь на сиденье рядом с Кулхардтом.

— Именно в этом и заключается цель нашей поездки, Берри Блу. А теперь держись крепче.

Мне, едущему с ним не в первый раз, лишних напоминаний не нужно.

Итак, мы рынком стартуем в сторону гавани. Время от времени я оглядываюсь, чтобы посмотреть на Липински. Китайская повязка и развевающиеся на ветру уши придают его облику решительности, однако застывший в глазах ужас выдаёт подлинное состояние нашего четвероногого детектива.

— Кстати, а где вы были всё это время? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся на перекрёстке.

— Где я был. Надо было поразмыслить. О женской мести.

— О Камилле.

— В том числе.

— В том числе?

— В том числе.

— Колетт! — восклицаю я.

— Йофф! Йофф! — доносится с заднего сиденья.

— Женщины — опасные создания, Берри Блу. Временами мне приходится размышлять на эту тему. Когда возникает такая необходимость, я ухожу в тень и инкогнито занимаюсь доставкой блюд на «Редхоте». Помогаю Луиджи. Своему старому другу.

— Инкогнито? На «Редхоте»? — Не верю своим ушам. Тут меня осеняет, и я разворачиваюсь к Липински: — Так вот куда ты меня вёл! А я, тупица, тебя не понял!

Липински смотрит на меня, приподнимает бровь (не шучу!) и молвит:

— Йофф.

Кулхардт вновь поддаёт газа, и мне приходится напрячь все силы, чтобы не вылететь из «Редхота».

А вот и дорога, ведущая в гавань. Кулхардт со всей силы давит по тормозам и заглушает мотор.

— Почему мы остановились? — спрашиваю я.

— Почему мы остановились. Потому что приехали.

— Но ведь мы не доехали до самой гавани.

— Остаток пути пройдём пешком. Маскировка. Зайдём с той стороны, с которой Камилла нас не ждёт.

— А точнее?

— А точнее. Пойдём необычным путём.

— Но мы хотя бы возьмём с собой экипировку?

— Мы возьмём экипировку. Уже взяли.

— И где она? — озираюсь я.

— Повязка Липински.

Веришь, МАКС, временами я и сам начинаю сомневаться в нормальности Кулхардта.

Вскоре до меня доходит, что Кулхардт понимает под «маскировкой». Он целеустремлённо бежит, держа «Авиньонских свиней» под мышкой, полы его пальто подметают дорогу. Мы с Липински еле поспеваем следом.

— Вы не думаете, что Камилла увидит нас? — задыхаясь на бегу, спрашиваю я.

— Камилла увидит нас. Нет. Потому что мы пойдём необычным путём.

Необычный путь прерывается на берегу какого-то канала.

— А дальше?

— А дальше.

Кулхардт слегка разбегается и перепрыгивает. Пальто раскрывается, точно парашют, и его владелец элегантно приземляется на противоположном берету. Знаешь, МАКС, Бэтмен ему и в подмётки не годится!

— Теперь вы! — обращается он к нам с Липински.

— Нам что, тоже прыгать?

— Йофф.

Липински разбегается чуть подальше и прыгает через канал. Уши его расходятся и стороны на лету, мгновение — и вот он уже стоит рядом со своим партнёром.

Что остаётся делать мне? Не могу же я допустить, чтобы какой-то бассет в китайской повязке обставил меня. Разбегаюсь ещё дальше и прыгаю! Где-то в воздухе меня осеняет, что я могу упасть в воду. Начинаю дрыгать ногами и приземляюсь. Правда, не так грациозно и элегантно. Точнее, делаю три кувырка, прежде чем окончательно остановиться.

Кулхардт помогает мне подняться.

— Для первого раза неплохо. Но надо тренироваться.

— Будь у меня ваше пальто или уши Липински, перепрыгнул бы в два счёта, — защищаюсь я.

— Хочешь, чтобы у тебя были уши Липински, Берри Блу?

— Вообще-то, нет.

— Тогда тренируйся!

Вскоре Кулхардт останавливается перед каким-то заброшенным зданием.

— Мы на месте.

— На месте? Где?

— Где. Выгляни за угол. Только будь осторожен!

Выглядываю. Вон они! Камилла и её горилла!

Камилла нервно нарезает круги вокруг небольшого спортивного автомобиля, в то время как горилла скучает, прислонясь к автофургону. Да, возле музея я видел именно его.

— В фургоне должна быть МАКС! — шепчу я Кулхардту.

Тот протягивает мне свинокартину:

— Твой выход, Берри Блу.

— Мой? Разве картину на МАКС должен обменивать я?

— Ты. Она — твоя подруга.

Что на это можно было ответить?

Делаю глубокий вдох, зажимаю картину под мышкой и твёрдым (хочется верить) шагом выдвигаюсь в сторону фургона.

— Будь готов ко всему, Берри Блу, — рокочет Кулхардт.

Вот уж подбодрил так подбодрил!

Камилла и её горилла замечают меня сразу же. Она не двигается с места, он же делает шаг в мою сторону. Оба не спускают с меня глаз. Мне становится по-настоящему жутко. Собравшись с силами, хочу было подойти к Камилле, но горилла преграждает мне путь.

— Давай сюда свиней!

— Свиней? — изумляюсь я. — У меня их нет! Я думал…

— Картину со свиньями! — рявкает он.

— Ах, это! — Я уже собираюсь отдать ему картину, но вовремя вспоминаю, зачем примёл сюда. — Сначала МАКС, потом картина!

Горилла вытаскивает из кармана ключ и высоко поднимает его.

— В фургоне!

Пытаюсь выхватить ключ, но он не отдаёт.

— Свиньи!

Одной рукой протягиваю картину, другую тяну к ключу. Горилла хватает картину, я — ключ. Несусь к фургону, вставляю ключ в замок, проворачиваю его и рывком распахиваю двери.

— Пусто! — воплю я. — Тут нет никого! Где МАКС?

Горилла прогулочным шагом возвращается к своей начальнице, держа под мышкой картину. Всё ясно — обвели беднягу Берри вокруг пальца! Не знаю, что на меня вдруг находит. Да, этот тип как минимум в два раза тяжелее и в десять раз сильнее меня. Всё равно. Точно ослеплённый, я подлетаю к нему и начинаю колотить его со всей мочи. Горилла, явно на это не рассчитывавший, теряет равновесие и падает, Пикассо вместе с ним. Я крепко ухватил его за ногу и стараюсь оттащить в сторону от картины. Горилла пытается стряхнуть меня.