Месье, сделайте мне больно - Жан-Пьер Гаттеньо

Наступило долгое молчание. Злибовика, казалось, совершенно не взволновало то, что я только что сказал. Может, ждал продолжения?

Он спросил:

– Кто был тем волком, который сидел немного повыше?

– Ольга, само собой разумеется. Его окраска была такого же цвета, как и ее пальто. Поскольку дерево было освещено, я подумал о новогодней елке. Именно по этому случаю отец купил мне голубого жирафа. И через некоторое время мне приснился странный сон, похожий на тот, что я видел вчера вечером. Я был у себя в комнате, внезапно открылось окно, и я увидел нескольких белых волков, устроившихся на ветках высокого орехового дерева. Они молча на меня смотрели. На последней ветке сидела волчица. Я уверен, что это была самка. Она расположилась над другим волком, на этот раз самцом. Мне казалось, что она ему опасно угрожала. На самом деле, я хотел, чтобы она его убила.

– Вы говорите, что она была на нем?

– Выше него, – поправил его я. – Это не…

Я собирался сказать, что это не одно и то же, но на нем или выше него, какая разница? Этот сон преследовал меня годами, теперь я это вспоминал. Только теперь. Иногда по ночам неожиданно возникали неподвижные глаза, молча взиравшие на меня, а утром я силился все забыть. Но это всегда жило в моем подсознании. На этом ореховом дереве вырастали и устраивались различные события моей жизни. В реальности те же самые – что, в самом деле, менялось в жизни? – может, других цветов, размеров, но на тех же самых местах, на тех же самых ветках, в тех же самых позах. И всегда с этой волчицей сверху. В сущности, не было никакой разницы, волчица ли. Волк так же хорошо делал свое дело. Что имело значение, так это то, что убийца всегда был сверху. Всегда. Эту бесспорную истину я открыл летом, которое наступило после эпизода с жирафом. Я изо всех сил желал, чтобы отец был сурово наказан за свой подарок. Я знал, что мать собиралась осуществить это желание. Матери всегда исполняют желания своих сыновей. В тот полдень было очень жарко. Настолько же, насколько было холодно в моем сне с волками. Это было, вероятно, в июне или июле. Скобяная лавка была закрыта до четырех часов дня. Я очень хорошо помню, что у моего отца была привычка вешать табличку на дверь, чтобы предупредить об этом покупателей. Позже, научившись читать, я узнал, что там было написано что-то вроде: «Чтобы лучше обслужить наших любезных покупателей, магазин будет закрыт с двенадцати тридцати до шестнадцати часов». Моя мать находила это нелепым, но для него это была высшая степень торгового мастерства. «Нужно всегда поддерживать хорошие отношения с клиентом», – говорил он. Тем не менее клиенты к нему не торопились, но он не сдавался. Итак, в тот полдень, повесив на дверь свою табличку, он поднялся в квартиру над магазином. Он не знал, что наступил час мести и что наверху мать готовилась его убить. Он простодушно, спокойным шагом поднимался в свою комнату. Шум его шагов по деревянным ступенькам был похож на удары Ольги по могильному камню. Он долетал до первого этажа и помещения скобяной лавки. Словно отец хотел предупредить весь мир о том, что поднимается в спальню. Дурак! Если бы он знал, что его ждет. Я чуть было не проявил слабость, испугался за него и подумал о том, чтобы догнать его и сказать ему не ходить туда, что ему угрожала страшная опасность. Но тут я вспомнил о жирафе, которого похоронил накануне, и во мне поднялся сильный гнев. Раз он хотел умереть, пусть умрет! И я остался на первом этаже, в комнате за магазином, стараясь не упустить ничего из предстоящей драмы. Я долго терпеливо ждал. Внезапно я услышал их крики. Уже позже я нашел слова, чтобы выразить, что я тогда почувствовал, наткнувшись в одной книге на выражение: «Волки пожирают друг друга». Точно так, они терзали друг друга. Кричали как волки и действовали с беспощадностью этих зверей. Я бросился на второй этаж и увидел, как они в смертельной битве схватились на кровати. Для большего удобства, – так я, по крайней мере, думал – они не стали снимать белое нижнее белье – отец был в хлопчатобумажной майке, а мать в комбинации, – белые, как волки в моем сне. Мать была сверху. Мой отец, это точно, вот-вот должен был быть истреблен. Лежа на спине, он отбивался, но она крепко удерживала его между бедрами, чтобы он не смог высвободиться. Я не сомневался в исходе сражения, казнь вот-вот должна была свершиться, и я принялся аплодировать. Именно тогда они заметили меня. Мать издала изумленное «О!», и их крики резко прекратились. Отец воспользовался оцепенением матери, чтобы перевернуться на живот. Вероятно, он думал от нее ускользнуть, но больше ничего не предпринял. И они оба долго молча смотрели на меня… Если подумать, может, я сам уставился на них широко раскрытыми глазами, как волки из сна. В любом случае, я чувствовал, что мне следует уйти, не мешать им в их битве, но мне это не удавалось. Я долго не мог оторвать от них взгляд. Не мог закрыть дверь их спальни и вернуться в комнату за магазином, чтобы дождаться, пока мать покончит с отцом.

– Что произошло потом?

– Я заснул. Во сне мне казалось, что я слышу шум их сражения. Я проспал очень долго, а когда проснулся, уже стемнело. Тогда я заметил, что вместо того, чтобы наказать отца, мать с ним помирилась и нежно его обнимала. У меня возникло ощущение чудовищного предательства. Я очень долго потом с ней не разговаривал. Если бы мог, то похоронил бы ее вместе с жирафом. Думаю, это воспоминание лишь отчасти перестало меня мучить, оно определило мою жизнь, как личную, так и профессиональную.

– Вы говорите о том, что произошло с Ольгой?

– Да, сон о схватке в скобяной лавке или борении на моей кушетке – это одно и то же. Если поверить, что я видел этот сон, чтобы признать правоту Фрейда… Годы споров с ним, и все даром – из-за одного-единственного сеанса. Какое унижение! Простейшая сцена, я страстно желал этого даже со своими пациентами, особенно с Ольгой. В сущности, Макс, возможно, и не был таким расчетливым, как я предполагал. То, что происходило между ним и его женой, возвышало их любовь, если только не безумие. Я очень хорошо себе представляю, как Ольга говорила ему. «Смотри, я изготовила копию ключа от его квартиры. Я рассказываю ему обо всем, что ты со мной делаешь. Уверена, его это возбуждает. Если это тебя интересует, ты войдешь к нему с помощью этого дубликата, останешься в зале ожидания и послушаешь. Если мои разговоры будут тебя раздражать или, наоборот, чересчур понравятся, ты вмешаешься. На выбор: устранишь психоаналитика или супругу. Эта идея должна тебе понравиться, правда?» Вот так она, вероятно, организовала сеансы на троих. Она описывала, как жестоко он с ней обращался, как она его провоцировала, как наслаждалась этим, а затем искушала меня проделать с ней то же самое. Меня или Макса, стоящего за дверью? Я находил убежище во сне, но часть меня восстанавливала в сновидениях то, о чем она рассказывала. На мой взгляд, Макс довольствовался тем, что просто слушал, не вмешиваясь, свои дела они улаживали снаружи. Герострат сказал мне, что однажды перед моим домом он ударил ее настолько сильно, что прохожим пришлось их разнимать. В прошлый понедельник он, должно быть, не сдержался. Очевидно, именно этого она и ждала. Однажды она доверительно мне сообщила, что история закончится только со смертью одного из супругов. Он вошел в кабинет, пока я спал, его руки сомкнулись у Ольги на шее. Ему, должно быть, понадобилось не больше минуты, чтобы покончить с ней. И с ее странной девственностью. И только после этого он подумал о семи миллионах и захотел узнать, что она мне о них говорила.