Валентайн - Элизабет Уэтмор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоро вечер, и тень переместилась чуть дальше по дну канала. Джесси пересаживается и на минуту замирает. Его мама никогда не знала, что они с Надин вытворяли в детстве. Чтобы к обеду явились, а остальное её не интересовало. Д.Э. храбрая девчонка, думает он. Дома будет по ней скучать.
Она внимательно смотрела на него, наблюдала за сменой чувств на его узком лице. Мама разрешала мне водить машину, я гоняла по всей пустыне, говорит она.
Не может быть, говорит Джесси. Ты до педалей не достанешь.
Достаю. Если сидеть на краешке, достаю. Она шарит в ведре, но весь лед растаял. Мокрым пальцем она рисует на горячем бетоне сердечко. Оно почти сразу высыхает.
Если надо отвезти вас в Пенуэлл, говорит она, я могу взять на часик машину у миссис Шепард. Вы нас отвезете, заберем ваш пикап, а обратно я поеду за вами на её пикапе. Если правильно угадаем время – ну, она, там, уедет по делам – так она даже не узнает.
Если не узнает, что машины нет, это – воровство, говорит Джесси.
Не воровство, если вернуть машину.
А если попадешь в аварию на обратной дороге, я себе этого не прощу.
Не попаду.
Была бы ты чуть старше… тринадцать лет или хоть двенадцать.
Д.Э. встает и подходит к нему. Складывает руки на груди и прищуривается. Наверное, я достаточно взрослая, раз помогала вам все лето. Достаточно взрослая, если никому не сказала, что здесь человек живет, и ест запеканки миссис Ледбеттер, и работает в сисечном баре.
* * *
Четверо девочек прислоняют алюминиевую лестницу к новому шестифутовому бетонному забору Мэри Роз, и устанавливать мишени лезет Кейси – у неё самая маленькая нога, и она хорошо балансирует на бревне. Через каждые два фута она осторожно наклоняется и ставит на стену пустую банку из-под «Доктора Пеппера». Расставив штук десять, она доходит до конца и садится на стенку верхом. Девочки наблюдают за стрельбой Эйми. После каждого выстрела банка слетает со стены и падает в проулок. Когда упала последняя, Лорали собирает их, влезает по лестнице и отдает Кейси. И всё повторяется.
Эйми дает свою мелкокалиберку свободно, но Кейси боится стрелять, а миссис Ледбеттер говорит, чтобы Лорали не смела прикасаться к огнестрельному оружию. Так что Лорали только ведет подсчет: сколько выстрелов, сколько дырок в банках. Очередь Д.Э. Но она попадает в стену, пулька рикошетирует непонятно куда, Кейси, запутавшись в длинной юбке, падает со стены, и Д.Э. решает, что будет только наблюдать за Эйми.
С каждым днем Эйми становится чуть дальше от стены и с каждым днем стреляет всё метче. Эйми рассказывает Дебре Энн, что вечерами, когда все разойдутся по домам, они с мамой, бывает, упражняются дотемна, когда и банок уже не видно.
Каждое утро, пока другие девочки на уроке плавания или в летней библейской школе, Д.Э. несет Джесси еду и спрашивает, накопились ли уже деньги на дорогу домой. А ближе к вечеру наблюдает, как Эйми, прижав приклад к плечу, сшибает со стены банку за банкой.
Начало августа; Мэри Роз стоит на дворе и наблюдает, как Эйми сбивает сорок банок подряд без промаха. Она уходит в дом и выносит два мотка пряжи и маленькое деревянное шило. Девочки устраивают конвейер: Д.Э. пробивает дырку в дне банки, Лорали продевает в неё нить и подпихивает, чтобы нить вылезла из горлышка, Кейси завязывает узел, чтобы банка не съезжала вверх, и так далее. Нанизано двадцать штук – рождественская гирлянда из банок, говорит Кейси. Половину гирлянды они располагают на нижних ветках молодого вяза – Мэри Роз посадила его в первую же неделю, как въехала сюда. Другая половина просто висит. Д.Э. подбегает, сильно толкает висящую часть и отскакивает с линии огня. На глазах у девочек Эйми простреливает каждую банку, не затратив всех патронов. Эйми снимает палец со спускового крючка, и Дебра Энн подсчитывает пробоины. Пять выстрелов, говорит она Лорали, пять дырок в одной банке. Пять банок, пять выстрелов, по дырке в каждой банке. Лорали записывает в блокнот.
Ты снайпер, говорит Д.Э. Может, будущим летом и меня научишь.
* * *
Вот хорошую историю рассказывала мне мама, говорит Дебра Энн, когда Джесси объясняет ей, что устал, не хочет выходить и сидеть с ней на молочных ящиках. Если ты не против, говорит он слабым голосом из трубы, полежу здесь на тюфяке и буду слушать.
У вас всё нормально с деньгами? – спрашивает она, и он отвечает, да, скоро наберутся, но сегодня он сильно устал. Ночами не спится из-за жары, и ухо болело. Д.Э. встает и подходит к зеву трубы. Можно я сяду с краешку? – спрашивает она. Так вам будет лучше слышно.
Голос у Джесси слабый. Можно, но сюда не заходи. Сейчас хочется побыть одному.
Потолок трубы дюймов на шесть выше Дебры Энн. Она становится на бетон и съезжает спиной по круглой стенке, садится. Сейчас начало августа, день утомлен, всё замерло. Даже в тени воздух пышет жарой на её лицо, шею и плечи.
У реки Пекос в те времена, когда в этой части Техаса еще разводили овец, рассказывает она, было ранчо. Жена старого хозяина была красивая женщина с такими густыми рыжими волосами, что, когда она стояла на солнце, казалось, будто она в огне.
Но она была несчастлива. Когда дети вместе с отцом объезжали изгородь, вдруг налетела снежная буря, и они замерзли насмерть. Детей нашли в сухом русле, они лежали, прижавшись к своим лошадям. А отец в нескольких шагах от них, головой на изгороди из колючей проволоки, которую жена помогала ему строить всего несколько недель назад.
Три года её никто не видел. Она не приезжала в город даже за кофе и крупой. Начальник станции хранил её почту в деревянном ящике у себя в служебной комнате. Мужчины поговаривали о том, что надо бы съездить, проведать её, но никто не хотел нарушать её горе. К тому же последние годы выдались тяжелыми, хватало своих забот. Был большой падеж, запрет на продажу техасского скота, да и думали, что она, наверное, умерла.
Наконец кто-то придумал тянуть соломинки: проигравшему ехать её хоронить или отогнать стервятников от её костей, – и самую короткую вытянул шестнадцатилетний паренек. Приехал он к её дому и увидел, что она очень даже жива и работает у себя в саду. Она отощала, обгорела на солнце, и руки у неё были все в шрамах и веснушках. А брови и ресницы выгорели добела.
Но какой же она развела сад! Парень в жизни не видел ничего подобного. У них три года не было хорошего дождя, а у неё росло такое, чего они не видели с тех пор, как уехали из Огайо или Луизианы – персики, мускусные дыни, кукуруза, помидоры. Под окном кухни жимолость, а в одном углу сада – цветник. С цветка на цветок перелетали колибри. Парень смотрел и смотрел и не мог ничего понять. А потом увидел глубокую канаву от её сада до реки Пекос. Сама, одна, отвела к себе реку!
Она отправила его в город с двумя корзинами – одна полна дынь, другая с огурцами, и все, кто оказался возле станции к приезду парня, устроили веселый пир. Один достал складной нож и нарезал все огурцы. Другой принес мачете и разделил дыни на половинки, а потом на четвертинки. Мужчины выгребали нежную оранжевую мякоть руками и ели, ели – сок стекал по подбородку, пропитывал рубашку. Пировали. И поначалу все восхищались этой женщиной – и рука у неё легкая, и какая стойкость. Такой сад развести в пустыне!