Расцвет и падение. Краткая история 10 великих империй - Пол Стретерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Холодная война между двумя сверхдержавами, США и СССР, продолжалась почти полвека, и сопровождалась постоянными угрозами с двух сторон, серией опосредованных войн в Корее, Вьетнаме и других странах третьего мира, а также серией более опасных «кризисов» (Куба, Берлин и т. д). В результате этих кризисов планета и цивилизация оказались под угрозой исчезновения из-за возможной ядерной войны. К счастью, толика здравомыслия и чистая удача спасли мир. (Как мы видели, историки утверждают, что инциденты грозили перерасти в реальную войну, и мало кто себе тогда представлял, насколько близка была эта перспектива).
Ленин популяризировал в России выражение «голосовать ногами». По иронии судьбы, позже коммунисты, мешали жителям своей страны делать именно то, что имел в виду Ленин, опустив железный занавес.
После Второй мировой войны внешние заморские европейские империи распались. Российская империя, с другой стороны, просуществовала в своем самом масштабном воплощении вплоть до 1989 г., когда падение Берлинской стены предопределило конец советской эпохи в истории Российской империи. Михаил Горбачев, пытаясь реформировать и демократизировать коммунистическую партию, начал перестройку и ввел гласность, свободу выражения мнения, он представить себе не мог те силы, которые он высвобождал. Во время поездки в Литву он наивно призывал местных жителей, а заодно и все другие советские государства-марионетки, схожие с имперскими колониями, не выходить из состава СССР.
В результате осталась только Российская Федерация, где герой-пьяница Борис Ельцин противостоял перевороту сторонников радикальных изменений и стал следующим царем. Ельцин пошел на беспрецедентный шаг – ввел свободные выборы и приватизировал государственную промышленность, которая затем попала в руки бессовестной шайки олигархов. В 2000 г. Ельцина сменил Владимир Путин, бывший офицер среднего ранга КГБ в Восточной Германии. Путин быстро и грубо установил свой контроль над олигархами и, в целом, над любой оппозицией.
После многих лет пребывания у власти его корыстные мотивы постепенно преобразились в мечты о возвращении к славным временам Советского Союза с авторитарным правлением и временам Российской Империи, мировой сверхдержавы. По-видимому, он совершает ту же ошибку, что и Горбачев, вообразив, что Россия может держаться за прошлое, ставшее историей. Россия остается самой большой страной в мире и продолжает наращивать свои экспансию и влияние. И все это – несмотря на то, что внутри страны игнорируются прописанные в любой Хартии вольностей гражданские права, не говоря уже о нежелании признавать принципы Вестфальского договора во внешней политике.
Постскриптум
Разве эти принципы настолько очевидны, чтобы быть необходимыми? Является ли путь навстречу к ним обязательным? Неужели весь мир должен двигаться в сторону какой-то там либеральной демократии? И если такой взгляд близок к исполнению, не пахнет ли это «Концом Истории», о котором возвестил американский политолог Фрэнсис Фукуяма: после распада СССР Соединенные Штаты остались единственной мировой сверхдержавой. Вопросы, озвученные раннее, всегда сопровождали и будут сопровождать эволюцию следующей и последней на нашем пути великой империи.
Опубликовав в 1776 г. «Богатство народов», неизменно проницательный Адам Смит оказался лишь отчасти прав в прогнозах, касающихся Америки. Он не предвидел ее независимости, хотя она наступила в один год с публикацией его шедевра. С другой стороны, он действительно предсказал величие Америки. В один прекрасный день, говорил он, центр Британской империи переместится в Новый Свет.
В том же 1776 г. Томас Джефферсон написал Декларацию независимости США. При этом он учитывал некоторые из лучших философских идей эпохи Просвещения. Томас Пейн, Джон Локк, Жан-Жак Руссо, Дэвид Юм, – нельзя было и мечтать о более прекрасных истоках. А вот и еще более теплое и звучное свидетельство:
«Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью»[49].
К сожалению, этот энтузиазм не относился к коренным американцам или привезенным африканцам, во всех тринадцати штатах считавшимся рабами. Действительно, к этому времени в штате Виргиния проживало более 187 000 рабов, а в Джорджии больше 60 % населения были рабами (цифры 1770 г.). При этом англичане, запоздало пытавшиеся отвоевать американские колонии, и не остановились даже перед тем, что сжечь в 1814 г. Белый дом, не боролись за освобождение рабов. Так же, как и французы, которые помогли изгнать англичан: их собственная эпоха «Свободы, Равенства, Братства» наступила только через тринадцать лет после американской независимости.
Но рассмотрим Декларацию во всей ее красе. Не случайно эти само собой разумеющиеся слова напоминают математические аксиомы (прямо как философия еврейско-голландского пантеиста – если не атеиста – Спинозы; в этом смысле неосознанное влияние). На таких аксиомах можно построить абстрактные истины, выходящие далеко за пределы их основного происхождения. Действительно, рост Америки можно увидеть в этой математической метафоре. Сложнейшая структура, воплощающая сегодня идею западной либеральной демократии, исходит из признания первоначального видения Джефферсона.
Для американцев и в той или иной степени для их союзников, а также для всего свободного мира эти само собой разумеющиеся основы олицетворяют то, каким должно быть общество. Они выступают в качестве морального императива. А общества, отклоняющиеся от этих основ, непременно воплощают зло. Такое зло, которое совпадает по характеристикам, данным Рейганом «империи зла» – России, и данным Рузвельтом нацистам, «врагам всякого закона, всякой свободы, всякой морали, всякой религии». Такое зло, которое сродни описанию войны Миллером в фильме «В петле»: «однажды побывав на войне, однажды увидев ее, ты больше никогда не захочешь туда идти, только если тебе это чертовски нужно… Она как Франция».
При этом, американцы живут в стране, где все граждане (за исключением коренных американцев) из иммигрантских семей, большинство даже всего три поколения после прибытия из «родной страны». Здесь кроется ответ на вопрос, почему американцы, в целом дружелюбный общительный народ, часто за несколько минут разговора показывают иностранцу,
• во-первых, какие они американцы (а ты нет!);
• во-вторых, насколько они ирландцы / евреи / турки и т. д.
В этом парадоксе нет никакого противоречия. Патриотизм невозмутим и гораздо сильнее, чем в большинстве стран Старого Света; и он должен быть таким, поскольку сосуществует с глубокой «этнической» привязанностью, в основном, к Старому Свету. Мы всегда должны об этом помнить, говоря об империи США. Еще до того, как Америка стала нацией, участники Бостонского чаепития надели костюмы коренных американцев, даже если они сами называли их красными индейцами.