Спаси нашего сына - Гузель Магдеева

— Я могу показать наглядно, как я владею языком.

И я вижу, что он совсем не шутит, а у меня от его предложения, кажется, все тело превращается в раскаленную лаву.

— Егор…

Я думаю, не вредно ли ребенку то, что происходит между нами? У меня нет ни одной подруги с детьми, и я ни разу не слышала ни от кого, как вообще это происходит в семейной жизни. Мне казалось, что до самых родов активная фаза любви переходит во что-то более романтическое, не знаю, обниматься и держаться за руки.

Но это совершенно удивительно, я не чувствую себя утомленной и понимаю, что предложение Егора, оно… оно мне нравится.

— А как же посуда?

— К черту посуду, — и я согласна без раздумий пойти за ним не то, что в спальню, на край света.

Утро наступает слишком быстро. Я лежу, уткнувшись в спину Егора, обнимая его рукой. Так удобно — прижиматься животом к его пояснице, чтобы каждое уверенное уже движение сына касалось не только меня, но и его.

— Тебе обязательно идти на работу?

Я знаю, как серьезно относится к своему бизнесу Баринов, но все равно задаю этот вопрос. Слишком хорошо нам вдвоем и потому так остро хочется добрать все, что мы недополучили за эти месяцы не вместе.

— К сожалению, Ева. Деньги сами себя не делают.

Мы встаем вместе, переглядываемся, когда чистим зубы. В теле столько легкости, что я снова готова взлететь к потолку волшебным шариком. Только вот протянуть приятный момент как можно дольше не выходит, и видимо, у судьбы на нас другие планы.

Видеодомофон разрывает тишину квартиры тревожной трелью.

За все время, что мы здесь, я слышу его впервые.

Смотрю на Егора, который подходит к экрану, заслоняя его от меня, и матерится. Каруселью проносятся варианты — Вика, Денис, мои преследователи…

Но я ошибаюсь.

Мужчина, которому Егор отвечает резко, мне совсем не знаком.

— Какого черты ты приперся сюда? — я вижу, что он зол, действительно зол. Сжимает кулаки, воинственно глядя на мужское лицо в экране, — мы с тобой закрыли вопрос.

— Время не терпит, Егор. Ты хочешь, чтобы наш разговор стал достоянием общественности?

Егор так отчетливо скрипит зубами, будто борется сам с собой. Но все равно — открывает дверь.

— Кто это? — отчего-то шепотом, точно нас могут услышать, спрашиваю я.

— Не важно. Оденься.

Я прячусь в спальне, выбирая из купленных Егором вещей удобный трикотажный костюм. Раздумываю, стоит ли появляться у визитера на глазах. Прямого запрета не было, но я не уверена, что Егору это понравится. Мужские разговоры чаще проходят без посторонних ушей, поэтому я опускаюсь в кресло, не зная, чем себя занять.

Смотреть телевизор я отвыкла, копаться в телефоне неинтересно, а в комнате, как назло, нет ни одной книге, они хранятся в гостинной.

Мне не остается ничего, как вслушиваться против воли в чужой разговор.

— Я же сказал тебе, нет! — на повышенных тонах отвечает Егор, — этого не будет!

Его голос гремит, разносится по всей квартире, и я напрягаюсь невольно.

— Мне нужно поговорить с ней, — собеседник хранит спокойствие, но что-то мне подсказывает, что оно напускное.

О ком они? Неужели обо мне? Да нет, я не знаю этого человека, о чем нам с ним беседовать?

Но сердце снова колотится тревожно, я держусь за ручку двери, решаясь: выйти к ним или остаться и продолжить сидеть здесь, подслушивая?

— Кто сказал, что это нужно Еве?

Мое имя звучит как спусковой крючок, я распахиваю дверь, заставляя обоих мужчин обернуться ко мне. Мне холодно снова, пальцы ледяные, и хочется зарыться в объятия Егора, чтобы вернуть его тепло.

Я разглядываю незнакомца: он высокий, на голову выше Егора, и крупнее, хотя и Баринов выше среднего. Темные волосы, густые брови, смуглая кожа, — все это явно выдает в нем восточную кровь.

От его взгляда становится неприятно, но я заставляю себя его выдержать.

— Что вы хотели мне сказать? Кто вы такой?

Егор, глядя на него исподлобья, молчит, передавая слово. Я подхожу к Баринову, физически ощущая, что нуждаюсь в его защите, и молча беру за пальцы.

— Меня зовут Арслан. Я готов помочь тебе вернуть квартиру и отыскать тетку.

— А зачем вам это? — сглатываю внезапно возникший в горле ком, говорить с кем-то на эту тему, кроме Егора, отчего-то тяжело. А еще я не верю в бескорыстность, но не могу понять, что нужно взамен этому огромному мужчине. И неизвестность пугает меня куда сильнее.

По лицу Арслана пробегает тень. Он смотрит мне прямо в глаза, а я впиваюсь в ладонь Егора, когда Арслан произносит:

— У меня украли дочь. И это — пока единственный след.

— Не знал, что у тебя есть дочь.

Мы с Арсланом снова встречаемся глазами. Я чувствую, что меня сейчас пытаются нагнуть, и на морально-волевых вступаю с ним в борьбу, не собираясь отводить взгляд или сдаваться.

— Я и сам узнал об этом недавно, — цедит нехотя. Ирония судьбы, по-другому не скажешь. Мы с ним по два разных угла ринга, у обоих дети, которых мы хотим защитить, только его просьба — это слишком огромные риски.

Для моей Евы, которая вот-вот согласится на все условия, даже не думая о себе. Потому что она уже пропитана материнскими инстинктами, против природы не попрешь — оттуда и желание защищать ребенка, даже если он чужой.

Меня клинит.

Есть в шахматах такое понятие — цугцванг, когда каждый следующий ход делает только хуже. Для всех.

Вот сейчас у нас этот самый долбаный цугцванг, к чему бы мы не пришли, все слишком рискованно и опасно.

Я всю жизнь старался избегать криминала. Да, в моей работе не все было идеально, и двойная бухгалтерия, и взятки, и что угодно, но вот этот мир, где крадут детей, лишают квартир ни за что, угрожают жизни — он мне чужд и неприятен, так какого хрена вселенная так упорно тянет меня в него?

— Я не буду ставить в опасность свою женщину, — сжимаю на плече Евы свои пальцы, она так и рвется вперед, пытаясь вставить слово, — и не готов подставлять своего ребенка.

Ева оборачивается резко, глаза огромные, рот приоткрыт, а до меня только после ее внезапной реакции доходит, что я сказал.

Я признал ребенка своим. Публично. Сказал вслух то, что, казалось, еще и сам не до конца принял. Без всяких тестов, клятв и прочего.

Может, это самая большая ошибка в моей жизни, пофиг.

Я иначе не смогу.

— Егор, — на лице Евы столько эмоций, начиная от радости и заканчивая благодарностью, что я на пару секунд вообще забываю о присутствии Арслана и его проблемах. Но он нетерпеливо произносит: