Читающая по цветам - Элизабет Лупас

– Вы поняли меня слишком буквально. – Он разорвал лист паслена пополам. – Прекрасная принцесса была моя мать. Как вы уже, наверное, догадались, я незаконнорожденный.

Слово «мать», как всегда, резануло меня по сердцу.

– Моя собственная мать была внебрачной дочерью герцога де Лонгвиля, – вымолвила я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул. – Такие вещи случаются сплошь и рядом. А в чем состояла ее ужасная участь?

– Ее заставили выйти замуж за человека, которого она ненавидела и боялась. Я добрался до Руффиньяка, куда он ее увез, и попытался сразиться с ним – нет нужды говорить, что в результате он меня просто избил. Мне не позволили вернуться в монастырь, а что касается моей матери, то не прошло и года, как она умерла, замученная своим мужем.

Что я могла на это сказать? Его мать умерла, а своего отца он не знал, так какие же семейные дела привели его во Францию? И кто были его мирские учителя? И откуда он взял свою фамилию и поместье в Клераке?

– Теперь вы понимаете? – Он бросил плеть паслена наземь, взглянул мне прямо в глаза, и во взгляде его вспыхнул бешеный гнев. – Я слишком хорошо знаю, что бывает, когда женщину насильно выдают замуж. Я старался забыть всю эту историю, но во Франции мне волей-неволей пришлось снова ее вспомнить – я узнал, кто мой отец, Ринетт, и почему мою мать заставили выйти замуж.

– И почему?

– Мой отец хотел жениться на дочери знатного вельможи. Из-за того, что моя мать упорно отказывалась вступить в брак, пошли слухи, что она и мой отец все-таки тайно обвенчались. И чтобы доказать, что это не так, ее насильно выдали замуж.

«Я узнал, кто мой отец…

Не спрашивай у него, кто это, – шепнул мне сладко-горький паслен. – Ему пока еще трудно об этом говорить. Позже, возможно, он расскажет тебе, позже. Позже он расскажет тебе еще кое-что, то, что ты, быть может, захочешь, а быть может, и не захочешь услышать».

– Граф Роутс посвящен в планы леди Маргарет выдать вас замуж силой. – Его голос зазвучал по-другому. Сегодня он больше не будет откровенничать. – Вы об этом знали?

– Королева обещала защитить меня.

– Не доверяйте ей. У нее благие намерения, но она непостоянна, как ртуть, и всецело зависит от лорда Джеймса. Я не вправе давать вам советы, Ринетт, но будь я вправе, я бы настоятельно рекомендовал вам остаться здесь, с вашими близкими, и пускай королева едет дальше без вас.

Он бросил плеть паслена сладко-горького на землю, и теперь я уже не знала, правду он говорит или нет. Действительно ли он заботится о моей безопасности? Неужели он вызвался поехать со мною в Грэнмьюар совершенно бескорыстно, только лишь для того, чтобы поговорить со мной? Или же он, как утверждал Роутс, все-таки агент Антуанетты де Гиз и ездил во Францию как раз поэтому?

– Я продолжила свое расследование, – сказала я. – Никто мне открыто не угрожал, хотя жизнь двора сама по себе полна опасностей и интриг. И мне кое-что удалось выяснить – у сэра Джона Гордона нет кинжала, украшенного гранеными рубинами.

Он улыбнулся. Понял ли он, что я предлагаю ему лишь малую толику того, что знаю, в надежде, что он расскажет мне все, что узнал сам? По-видимому, да, потому что он сказал:

– Я могу рассказать вам две вещи. Во-первых, месье Блез Лорентен не связан с французской королевской семьей ни узами крови, ни убеждениями – он обыкновенный наемник и служит тому, кто ему платит.

«Я в некотором роде из ведомства французского посла, – сказал мне Блез Лорентен, – хотя и не состою на службе у самого месье де Кастельно».

– Стало быть, он может работать на кого угодно.

– И очень может быть, что сегодня он работает на одного, а завтра – на другого.

– Однако убийца, которого мы ищем, действовал последовательно. Он убил Александра, чтобы помешать ему продать ларец, а мастера Уэдерела – чтобы припугнуть меня и предупредить, чтобы и я его не продавала.

– Верно. Однако есть множество людей, стремящихся к тому же – помешать вам продать ларец кому-либо кроме них самих. Так что он может служить одновременно двум господам, имеющим схожие цели.

Размышляя над тем, что он мне сейчас сказал, я снова дотронулась до веточек тимьяна. Их сплетение было таким же запутанным, как и тайна убийства Александра и Ричарда Уэдерела. В конце концов я спросила:

– А что во-вторых?

– Я поговорил с месье де Нострадамом.

– Вы что?

Он улыбнулся.

– Это вовсе не так трудно, как вы, вероятно, полагаете. Он отнюдь не все свое время проводит при дворе – у него есть дом в городке Салон-де-Прованс, богатая жена из этого же города и шестеро детей. У меня было рекомендательное письмо от королевы Марии, и оно мне помогло. Переговоры с испанским королем о ее браке с его сыном доном Карлосом сейчас в разгаре, и ей ужасно хочется знать, что ей сулят пророчества о quatre maris.

Мне никогда не приходило в голову, что можно поехать во Францию и вот так просто спросить Нострадамуса о том, что он напророчил. Если он рассказал свои пророчества Нико, а тот передал их королеве, ценность серебряного ларца резко упала.

Пересохшими губами я проговорила:

– И он сказал вам, что им было предсказано?

– Он сказал, что и сам не знает – что он пишет свои пророчества в состоянии транса, запечатывает их и отсылает адресату, не делая копий. Это неотъемлемая часть его мистической силы. Пока печати на его посланиях не сломаны, никто не знает, что он предсказал.

– Но почему же тогда Мария де Гиз написала на обороте les quatre maris?

– Там должно было быть сопроводительное письмо. В таких письмах он делает загадочные намеки, но вообще-то трудно сказать, что в его словах правда, а что вымысел. Как бы то ни было, он самый знаменитый прорицатель в Европе, и короли и королевы верят тому, что он говорит. Вот и королева Екатерина де Медичи…

Он вдруг замолчал. Я тоже услышала доносящиеся со двора крики, ржание лошадей и цокот железных подков по мостовой. Я подошла к воротам сада и выглянула наружу.

Это приехала королева в сопровождении небольшого отряда из фрейлин и вооруженных воинов. Судя по всему, она опередила свой основной эскорт, поскакав вперед в поисках развлечений. Уот Кэрни и Норман Мор помогали им всем сойти с лошадей, а бедная Бесси Мор все приседала и приседала в реверансах, как будто от этого зависела ее жизнь.

– Нико, – сказала я, – прошу вас, пойдите во двор и встретьте ее. Я не хочу, чтобы она увидела нас вот так – наедине в саду.

Он поклонился, так что я больше не видела его лица, а когда распрямился, на его губах снова играла любезная улыбка. Я узнала его улыбку – это была его всегдашняя придворная маска. Я почти увидела, как на нем вновь появляются драгоценные украшения и сурьма вокруг глаз.

– Разумеется. Приготовьтесь – она потребует, чтобы вы сказали ей, что на ее счет говорят цветы. Она толковала об этом еще до того, как мы покинули Эдинбург.