Отморозки: Другим путем - Андрей Земляной

– Аufstehen!

Пленники вскочили и без дополнительных команд выстроились в колонну по четыре. Повинуясь приказам подпоручика, казаки повели пленников на пути, и минут через пять оттуда загремели пулеметы.

– …Ла-ла-ла! – напевала Александра, примеряя к своей прическе – куда более богатой, чем в прошлом-будущем – принесенную Львовым роскошную шляпку. Он со своими бойцами прогулялся по городу и набрел на шляпный магазин.

С недавнего времени, когда она узнала, что здесь не одна, психологическое состояние девушки значительно улучшилось. Она повеселела и словно расцвела. Доктор Проходцев даже решил, что Александра влюбилась. Вот только никак не мог понять: в Анненкова или в его верного «кардинала» – Львова. В отличие от дикого есаула, об этом по фронту историй не ходило, но и того, что доктор видел, вполне хватало, чтобы понять: эти двое – два сапога пара! Рядом с красавцем-есаулом покрытый шрамами крепыш Львов выглядел эдаким утесом: грозным, холодным и очень надежным. И Проходцев слышал завистливые ахи и охи других сестер, смотревших на штабс-капитана, принесшего Сашеньке такой неожиданный подарок…

– Ла-ла-ла! Все пучком, а у нас все пучком! – неожиданно выдала девушка, пытаясь разглядеть себя в маленьком зеркальце. – Там, где прямо не пролезем, мы пройдем бочком![67]

В этот момент совсем рядом загрохотали пулеметы, раздались дикие крики. Машинально глянув в окно, доктор пришел в дикий ужас: на путях расстреливали пленных немцев. Особенно страшным было то, что командовавший этим кошмаром Львов спокойно покуривал папироску, стоя возле одного из бешено плюющихся свинцом пулеметов с таким видом, словно выполнял обыденную, рутинную работу.

– Что там? – Хаке тоже сунулась к окну.

– Александра, не надо вам это видеть! – Проходцев загородил девушке дорогу.

– Ну, доктор, ну, миленький, – Сашенька состроила уморительно-просящую гримаску. – Ну, что там такое?

– Там… э-э-э… – доктор замялся, и тут Александра проскользнула мимо него и выглянула прежде, чем он успел ей помешать.

– А-а-а… – разочаровано протянула она. – Расстреливают…

И снова вернулась к зеркалу.

– Боже мой! – Проходцев чувствовал себя так, словно его ударили. – Александра Александровна, как вы можете говорить об этом ТАК?!

– Как? – девушка удивленно посмотрела на него. – А как я должна об этом говорить?

– Но… Там же убивают безоружных людей! Ваш Львов…

– Врагов! – отрезала девица. – Врагов, пришедших на нашу землю с оружием в руках!

– Но, позвольте, они же сдались…

– И куда их деть прикажете, Константин Яковлевич? – спросила Александра. – Отпустить, чтобы они снова потом наших убивали? Или как? Да они вон у нас в соро… – тут она запнулась и резко помотала головой. – Нельзя их отпускать. А с собой тащить да еще кормить… Ну вот и…

И, показывая, что разговор окончен, девушка отвернулась. «Действительно, что тут такого? – думала она. – Взрослый же человек, а рассуждает как-то странно…»

Пулеметы тем временем смолкли, и в вагон вошел Львов: спокойный, уверенный, надежный. Поздоровался с Проходцевым, затем оглядел Александру в новой шляпке и картинно закатил глаза:

– Хотя именно про вас, Сашенька, поэт сказал: «Во всех ты, душенька, нарядах хороша»[68], но сейчас вы просто ослепительны!

Та улыбнулась кокетливо, и между ними завязался легкий, ни к чему не обязывающий разговор.

Доктор смотрел на них и никак не мог понять: снится это ему, или на самом деле человек, только что хладнокровно убивший тысячу человек, может спокойно флиртовать с девчонкой, а та, зная об этом, также спокойно принимает его ухаживания…

– Ужасный век, ужасные сердца![69] – прошептал он…

К линии фронта решили не подползать, а прорываться с боем, хоть и в утренних сумерках.

По данным разведки и показаниям пленных, линия фронта проходила между станциями Молодечно и Красная, и сейчас поезда почти крались, делая не больше десяти километров в час, тревожно осматривая пространство вокруг через прицелы.

Замеченную вдалеке воинскую часть проскочили мимо, как и полевой госпиталь в районе Лебедево.

Первой значительной стычкой на этом этапе стало уничтожение драгунского разъезда в составе неполного эскадрона, который в три десятка пулемётов просто смели с дороги.

Батарея полевых пушек, развёрнутая в сторону русских позиций, стоявшая в полукилометре от дороги, почти вся досталась артиллеристам и автоматической пушке, перемешавшим восемь орудий и расчёты в сплошное месиво так, что подскочившим казакам было уже нечего брать.

Они уже возвращались, когда между поездами и батареей вклинилась спешащая куда-то колонна из трёх броневиков. Приземистые кургузые машины сначала развернули стволы в сторону казаков, но по ним в упор ударили пушки с платформ, вздыбив фонтаны земли рядом с автомобилями и повредив один из них. Артиллеристы быстро поправили прицел, и развернувшиеся в сторону поезда пулемёты успели дать лишь короткую очередь, когда снаряд, выпущенный со ста пятидесяти метров, разнёс чудо германской инженерной мысли в клочья. Последний оставшийся броневик попытался развернуться на дороге, когда его одновременно нащупали очереди пулемётов и автоматическая пушка, превратив машину в кучу дымящегося железа.

– Спасибо, Господи… – вовсе не религиозный Анненков оторвался от стереотрубы, размашисто перекрестился и посмотрел на стоявшего рядом казака. – Хорунжий, сигнал на поезда – «красный». И повторите сигнальной ракетой.

Плотный чёрный дым вырвался из трубы паровозов, и бронепоезда начали набирать ход. Теперь таиться уже не было никакой нужды, и требовалось проскочить линию фронта как можно быстрее. Казаки заняли заранее оговорённое место сзади второго состава и тоже прибавили ходу.

Солнце поднялось достаточно, чтобы осветить косыми лучами вторую линию окопов, куда забегали едва одетые солдаты кайзера. Десятки пулемётов прошлись по серым фигуркам, буквально вспенивая территорию фонтанами земли, крови и рикошетами от пулемётных щитов, разнося укрепления и выкашивая немецкую оборону в полукилометровой полосе вдоль железной дороги.

Спешно развёрнутые немцами пулемёты первой линии окопов лишь бессильно чиркнули по блиндированным бокам, серьёзно зацепив только пару роскошных вагонов из бывшего генеральского состава, но людей там не было, так что обошлось разбитыми стёклами да попорченным сервизом прекрасного мейсенского фарфора.

А пушки и пулемёты бронепоезда били вдоль окопов, словно заведённые, и лишь когда в воздух взвилась зелёная ракета, выстрелы стихли. Справа и слева от железной дороги шла полоса изъеденной воронками земли, и вот уже показались окопы, где, обалдев от прорыва бронепоезда под трёхцветным, бело-сине-красным флагом без страха в рост стояли русские солдаты.