Сад чудовищ - Джеффри Дивер

– Майн герр, это был судовой манифест с именем нашего убийцы? Его негры сожгли в печи?

– Возможно. Нужно говорить «подозреваемый», а не «убийца».

Запах горелой бумаги плыл по горячему воздуху, щекотал Колю ноздри, усиливая досаду.

– Что нам с этим делать?

– Ничего, – коротко ответил Коль и зло вздохнул. – Это моя вина.

– Ваша вина, майн герр?

– Ах, Янссен, тонкости нашей службы… Не желая раскрывать карты, я заявил, что интересуюсь тем мужчиной по делу «государственной безопасности», что, пожалуй, в последнее время мы говорим слишком часто. Из моих слов следует, что преступление совершено не против невинной жертвы, а, скорее, против государства, с которым их государство воевало менее двадцати лет назад. В боях против армии кайзера Вильгельма большинство американских солдат наверняка потеряли родственников, а то и отцов. То есть из патриотических чувств они склонны защищать нашего подозреваемого. Сейчас уже слишком поздно, моих необдуманных слов не вернешь.

У ворот деревни детективы перешли через дорогу, и Янссен повернул туда, где припарковал «ДКВ».

– Куда это вы? – спросил Коль.

– Разве мы не возвращаемся в Берлин?

– Пока нет. Судовой манифест нам не дали, только уничтожение улик подразумевает причину уничтожения, а причина логически связана с целью такого действия. Нужно продолжить поиски – пойти по сложному пути, не жалея ног… Ах, как божественно пахнет едой! Для спортсменов они готовят как следует. Помню, одно время я плавал каждый день. Давно это было, много лет назад. Тогда я ел что вздумается и не набирал ни грамма. Боюсь, это дело прошлое. Направо, Янссен, нам направо.

Рейнхард Эрнст положил трубку на рычаг и, закрыв глаза, откинулся на спинку тяжелого кресла в своем кабинете в рейхсканцелярии. Впервые за последние несколько дней он чувствовал удовлетворение, нет, даже радость. Эрнста переполняло чувство победы, не меньшее, чем в битве при Вердене, когда вместе с шестьюдесятью семью уцелевшими он отбил северо-западный редут от нападок войск Антанты. Тогда в награду он получил Железный крест первой степени и восхищенный взгляд Вильгельма II (если бы не искалеченная рука, кайзер сам приколол бы орден Эрнсту на грудь). За сегодняшний успех публичной похвалы не удостоят, но, разумеется, он куда слаще.

Одна из главных проблем возрождения военного флота Германии заключалась в разделе Версальского договора, согласно которому Германии запрещалось иметь подводные лодки, а число боевых кораблей ограничивалось шестью линкорами, двенадцатью эсминцами и двенадцатью миноносцами.

Абсурд, конечно, даже для основных оборонных мероприятий.

Но год назад Эрнст предпринял удачный маневр. Вместе с дерзким Иоахимом фон Риббентропом, специальным уполномоченным, они заключили Англо-германское морское соглашение, которое разрешало строительство подводных лодок и увеличивало допустимую мощь немецкого флота до тридцати пяти процентов от совокупной мощи флота Британской империи. Но существеннейшая часть соглашения раскрывалась лишь сейчас. По наущению Эрнста процентное соотношение, оговоренное Риббентропом, касалось не числа кораблей, как было в Версальском договоре, а общего тоннажа флота.

Германия получила законное право построить больше кораблей при условии, что тоннаж не превысит заветные тридцать пять процентов. Кроме того, Эрнст и Эрих Редер, главнокомандующий кригсмарине, изначально хотели строить боевые корабли маневреннее, легче, смертоноснее громадин-линкоров, которые составляли костяк английского военного флота и были уязвимы с воздуха и для атак подводных лодок.

Возникал единственный вопрос: не опротестуют ли англичане соглашение, когда изучат доклады с верфей и поймут, что кригсмарине будет больше, чем ожидалось?

Эрнст только что беседовал по телефону с сотрудником немецкой дипломатической службы в Лондоне, и тот сообщил, что английское правительство рассмотрело доклады, изучило цифры и одобрило без задней мысли.

Вот так успех!

Эрнст написал донесение фюреру, чтобы передать хорошие новости, и отправил нарочного: пусть доставит записку лично в руки.

Едва настенные часы пробили четыре, в кабинет к Эрнсту вошел лысый мужчина среднего возраста, одетый в твидовый пиджак и вельветовые брюки.

– Полковник, я…

Эрнст покачал головой, приложил палец к губам, мол, тише, и посмотрел в окно:

– Чудесный день, не правда ли?

Профессор Людвиг Кейтель нахмурился: день выдался жаркий, под тридцать четыре градуса, ветер нес колючую пыль. Кейтель вскинул брови и промолчал.

Эрнст показал на дверь, Кейтель кивнул, и они вместе вышли из кабинета, затем из рейхсканцелярии. На Вильгельмштрассе направились на север, зашагали по Унтер-ден-Линден, свернули на запад, болтая о погоде, Олимпиаде и новом американском фильме, который должен был вскоре появиться в прокате. Как и фюреру, Эрнсту и Кейтелю нравилась американская актриса Грета Гарбо. Фильм с ее участием «Анна Каренина» недавно одобрили к показу в Германии, вопреки русскому антуражу и сомнительной морали. Обсуждая свежие фильмы Гарбо, Эрнст и Кейтель вошли в Тиргартен чуть дальше Бранденбургских ворот.

Кейтель огляделся: нет ли хвоста или слежки, и наконец спросил:

– В чем дело, Рейнхард?

– Доктор, мы тонем в безумии, – вздохнул Эрнст.

– Эй, ты что, шутишь? – язвительно спросил профессор.

– Вчера фюрер велел мне подготовить отчет о Вальдхаймском исследовании.

– Сам фюрер? – уточнил Кейтель, обдумав услышанное.

– Я надеялся, фюрер забудет, у него ведь мысли только об Олимпиаде, но увы. – Эрнст протянул Кейтелю записку Гитлера и объяснил, каким образом фюрер услышал об исследовании. – Спасибо человеку, у которого много титулов, а лишнего веса еще больше.

– Толстяку Герману, – громко проговорил Кейтель и с досадой вздохнул.

– Т-ш-ш! – зашипел Эрнст и велел: – Говори намеками!

В последнее время под «намеками» подразумевалось «на людях говори о партийной верхушке только хорошее».

Кейтель пожал плечами и тихо спросил:

– А ему-то до нас какое дело?

У Эрнста не было времени и сил говорить об интригах в правительстве с человеком, посвятившим жизнь науке.

– Дружище, что нам делать? – поинтересовался Кейтель.

– Я решил перейти в наступление. Мы нанесем мощный ответный удар. К понедельнику мы подготовим отчет, подробнейший.

– За два дня? – усмехнулся Кейтель. – У нас пока только первичная информация, и та весьма ограниченна. Может, пообещаешь через пару месяцев подготовить обстоятельный анализ? Мы бы…

– Нет, доктор, – смеясь, перебил Эрнст, переходя на шепот, раз не получается говорить намеками. – Фюрера не попросишь ждать пару месяцев, только пару дней или минут. Действовать лучше сейчас же, молниеносно. Геринг продолжит свои интриги и может напакостничать так, что фюрер начнет копать глубже, ужаснется увиденному и полностью остановит исследование. Геринг украл доклад Фрейда и во всеуслышание упомянул о нем на вчерашнем собрании. «Еврейский врач-психиатр», кажется, так он выразился. Видел бы ты лицо фюрера! Я думал, меня сейчас же отправят в Ораниенбург.