Семь клинков во мраке - Сэм Сайкс

Третта не заметила, как ей стало тяжело дышать. Не заметила, как запылало ее лицо. Она даже почти перестала замечать пленницу перед собой, но подняла голову и увидела, как Сэл смотрит на нее широко распахнутыми глазами.

– Э-э, ладненько… – Сэл моргнула. – Тебе, э-э, теперь полегче, как высказалась?

Третта не удостоила ее ни криком, ни оплеухой, ни выстрелом. Она лишь презрительно скривила губы.

– Станешь отрицать? Хоть что-нибудь?

Сэл глядела на нее и молчала.

– Хроники Революции полны преступных деяний Империума, – продолжила Третта. – Великий Генерал объединил нас, и мы освободились от имперского ярма. И вместо того, чтобы оставить нас в покое, они отправили Дарований. Они отправили Враки. Они отправили Торле из Пустоты. Они отправили Алое Облако.

Она ощутила, что снова может дышать, лишь когда произнесла это имя. Лишь когда оно повисло между ними, оскверняя воздух, от лица Третты наконец отхлынул жар. Но вдох не очистил, не избавил от тяжести, сдавившей легкие; жар не сменился приятной прохладой.

Произнести это имя – все равно что вскрыть рану.

В тот день Третты там не было. День, когда в небесах над революционным фортом появилась Алое Облако и выжгла его силой одной мысли. Третте не выпала честь погибнуть бок о бок с товарищами. Однако она оказалась там позже. Ей выпала честь увидеть последствия.

Люди – солдаты, торговцы, мирные жители – превратились в месиво оплавленной плоти. Те, кому повезло больше, превратились в почерневшие скелеты, рассыпавшиеся в пыль на сильном ветру. Но таких было немного. Остальные обгорели наполовину, их плоть отделялась от жил, жилы стекали с костей – но не полностью, никогда полностью, недостаточно для того, чтобы быстро умереть.

В свои последние мгновения люди тянулись к воротам, к дверям казарм, пытаясь спастись. Падали на колени и взывали к богам, от которых отвернулись, молили о пощаде господ, от которых ушли. Цеплялись друг за друга, надеясь оградить от худшего и умирая вместе.

Третта помнила их глаза, сочащиеся дымом, чьи взгляды могли бы обвинить в случившемся.

Но Алое Облако не оставила ей возможности взглянуть в них, увидеть немой укор и устыдиться.

Революция подвела этих людей. А Третта подвела Революцию. Она подвела всех. Она клялась их защищать – торговцев, солдат, семьи, – но не сумела сделать ни одного бессильного выстрела.

Затем последовали новые битвы. Новые погромы. И снова Алое Облако, убийца, чудовище, Дарование. Третта никогда не успевала оказаться рядом, чтобы сразиться и умереть со своими товарищами. Алое Облако всегда приходила, словно кошмарный сон, и столь же внезапно исчезала, оставляя после себя лишь пепел и горелую плоть.

Эта мысль не наполнила Третту яростью. Она казалась ей такой… неуместной, несущественной. Третта думала об Алом Облаке, и, как в первый раз, ее тело сотрясалось не от гнева, но от рыданий, которые она сдерживала, от попыток заглушить воспоминания.

В одном она всегда преуспевала.

– Не стану.

Третта повернулась к Сэл, пряча от пленницы влагу в глазах.

– Я ничего не отрицаю, – произнесла Сэл. – Я давным-давно не сражаюсь за Империум, но когда-то хорошо знала Дарований и представляю, на что они способны. Империум осознал, кого пригрел на груди, лишь когда Враки ушел в скитальцы. – Она вздохнула, опустила взгляд на кандалы. – А толку-то, впрочем? Не бойся тех, кто рыскает вокруг дома. Они могут лишь убить. Бойся тех, кто внутри, – они могут ранить.

– И вот так, – прошептала Третта, – себя чувствовал Кэврик, когда ты его предала?

Сэл подняла взгляд. Вновь растянула губы в ленивой усмешке, блеснувшей среди упавших на лицо теней. Третта ее ненавидела и еще больше ненавидела то, что взгляд на нее помогал прогнать воспоминания.

– Как раз к этому переходила, – заметила Сэл, потянувшись к стакану с водой. – Если ты закончила меня перебивать, то…

Резко вскинув руку, Третта схватила Сэл за скованное запястье. И едва заметно – но крайне злорадно – улыбнулась, когда та в смятении охнула. Третта решительно взяла стакан свободной ладонью, второй подняла запястья Сэл выше. Скользнула взглядом по татуировкам – летящим птицам, грозовым тучам, изгибам драконов, которые оплетали ее руки до самой шеи.

Они вились узором, понятным лишь своей владелице, однако даже под ними Третта видела шрамы. Узловатые, бледные, они пробивались сквозь белые и синие тона, которые благородно пытались их скрыть.

– Империум, полагаю, не позволил бы тебе подобного, – задумчиво проговорила Третта. Ее взгляд спустился к животу, не прикрытому безвкусным одеянием. – И судя по всему, ты ушла в скитальцы потому, что сочла их мундиры чересчур сдержанными?

– Я ушла в скитальцы по тем же причинам, что и остальные, – ответила Сэл. – Предпочла проливать кровь за собственное имя, а не чужое. – Она скорчила удивленную гримасу. – Или… это ты так флиртуешь? По тебе сложно сказать.

Третта фыркнула и швырнула пленницу обратно на стул.

– Я только хочу знать, что писать в отчете о твоей казни. За причудами скитальцев не поспеешь. Нелепые костюмы, диковинные татуировки и эта странная фраза, которую вы все время повторяете… как там? Эрес… арис…

Сэл подняла руку, словно оскорбленная самой попыткой Третты произнести ее.

– Эрес ва атали. Прекрасная фраза, не нужно над ней безжалостно издеваться, спасибо.

– Что она означает?

– Она означает… – Сэл умолкла, мягко улыбнулась. – Раньше я летала.

– Очередная глупая строка из оперы?

– Вроде того. – Пленница подняла взгляд на Третту. – Правда, произнесли ее лишь раз, после великой трагедии.

Третте стало стыдно; мягкая улыбка Сэл застала ее врасплох. И устыдилась сильнее, услышав, как ее собственный голос тоже зазвучал тише.

– Какой трагедии?

И тут мягкость Сэл вдруг сменилась явным желанием получить по лицу.

– То есть ты все-таки пытаешься флиртовать. Что ж, губернатор, военные – немного не мое, но если ты уложишь волосы…

Третта вскинула руку.

– Можешь продолжить в том же духе или рассказать, что случилось с Кэвриком. – Она сощурилась. – Правда, только один вариант не предполагает перелома обеих рук.

Мне доводилось ездить в Железном Вепре дважды; один раз я пыталась его угнать, второй – взорвать. Занятие, знаешь ли, пренеприятное. Штуковина-то создана, чтобы вспахивать дикие пустоши Шрама, так что в ней сильно трясет. Сиденья жесткие, ничем не обитые. Воздух внутри затхлый. Двигатель так шумит, что собственных мыслей не слышно.

И, позволь заметить, поездочку ни капли не улучшает необходимость все время держать у чьего-нибудь затылка револьвер.