Боевой 1918 год - Владислав Конюшевский

В этот раз «пророк» присутствовал. Жилин бы и раньше вмешался, не допустив предательства со стороны Малороссии, но он тогда еще при смерти лежал. Зато к финалу вполне успел, и из-за давления моего современника на Ленина победила позиция Троцкого. Поэтому подписывать ничего не стали. Немцы закономерно обозлились, двинув войска в наступление. Но сил у них было недостаточно. Впрочем, так же, как и у нас. Да и коммуникации сильно растягивались…

Зато не случилось обострения гражданской войны, и масса офицеров влились в ряды к красным, для того чтобы не допустить оккупантов еще дальше на территорию страны. Плюсом также было то, что пока шли переговоры, активнейшим образом велась пропаганда в кайзеровской армии. Так что воевать у них особого желания не было.

Еще очень сильно понизило градус накала междусобойных разборок то, что львиная доля чехословацкого корпуса была успешно выпихнута из страны. Это опять-таки Жилин постарался. Еще в прошлом году. Чехов осталось не более шести тысяч. Да – достаточно грозная сила. Но если учесть, что изначально этих пришельцев из Европы было тысяч под пятьдесят…

В общем, можно заранее сказать – не светит Чехословакии послевоенное процветание на том российском золоте, что легионеры умыкнули из моей страны. Да и никакого особого влияния на наши внутренние дела остаток этого корпуса точно иметь не будет.

Потом у нас разговор перешел на тему обсуждения черного пиара, который сейчас активно разворачивается против наиболее невменяемых сторонников Белого движения. Оно ведь как получается – наиболее оголтелые из них сейчас активно сотрудничают с немцами. Ага. Это я Краснова и компанию имею в виду. Вот их русофобство и ненависть именно к своему народу и вскрывается, используя при этом самые различные способы пропаганды. Причем не нынешней, кондовой, а вот как раз самой продвинутой. Из двадцать первого века. Когда не брезгуют ничем. Разумеется, ни слова лжи. Просто любые факты всегда можно развернуть так, как надо, и заострить внимание на нужных аспектах. По слухам, генералу уже начали задавать очень неудобные вопросы на самом высоком уровне.

Не обошли вниманием и само казачество. И бедным казакам, и середнякам активно показывалась изнанка жизни старши́ны. С выворачиванием всего нижнего белья. Наиболее грязного. И вовсе не так, как было до этого – «они буржуи, бяки и эксплуататоры, ату их»! Нет. Социальное положение вообще не рассматривалось. А вот образ жизни, их дальнейшие планы и главное – способы достижения этих планов (с особыми объяснениями, за чей счет планируется банкет) рисовались вполне широкими мазками. Преимущественно черным и пахучим коричневым цветом. В общем, казачья идиллия сепаратизма оказалась несколько нарушенной, и на Дону сейчас становится все веселее.

В какие-то частности Жилин меня особо не посвящал, да и я не настаивал. Там его люди трудятся, и светить их он не хочет. Тут я его понимал, потому что своих людей (появившихся после моих клубных митингов) я тоже никому не демонстрировал. И мне вполне хватало советских газет или даже слухов, чтобы понять необычность ведения нового направления пиар-войны. Плюс выяснил мучивший меня вопрос относительно всех его изобретений. Тут ведь даже самый тупой партайгеноссе задастся вопросом: а с чего это товарищ председатель ВЦИК такой вумный? Но Иван успокоил, сказав, что все эти нововведения раскиданы по надежным людям, и сам он лишь изредка с чем-то высовывается. Поэтому вопросов ни у кого из посторонних не возникает. Да уж – вот что значит старый подпольщик…

* * *

В общем, поспать у нас так и не получилось. А предстоящий день должен быть очень насыщенным. Вернувшись к себе, я первый делом озаботился сохранностью переданного саквояжа с деньгами. Сейфов тут не было. Назначать караул для охраны – это значит привлечь лишнее внимание. Почесал затылок, а потом просто положил тяжеленный саквояж в свой походный сундучок и задвинул его под койку. Он у меня запирается, поэтому пусть пока здесь полежит. Тем более что это наша с комиссаром комната и посторонние сюда не лезут.

После чего объявил собрание комсостава и матросского комитета. Дождавшись, когда все рассядутся, я уточнил:

– Комиссар вам вчера про награждение рассказал? Бумагу со статутом ордена и медали изучили? Хорошо. Мне нужно знать, кого вы в комитете выбрали.

Народ переглянулся, и поднявшийся Григоращенко озвучил общее мнение:

– Мы тут меж себя спорили долго и решили уже общим собранием, что медаль заслуживает Вадим Кузьмин. Пулеметчик. Это он срезал тех офицериков, среди которых Дроздовский был. Другую медаль – помощнику фелшара, Аристарху Давыдову. Он ведь, даже не дожидаясь, пока стрелять прекратят, полез раненых вытаскивать. Хоть и отругали его опосля за это, но медаль он тоже заслужил.

Закончив спич, взводный выжидающе посмотрел на меня.

– Согласен. А орден?

– Порешили так, что орден надо дать Григорию Трофимову. За то, что он атаку возглавил на беляков, вперед вырвавшихся. И четверых из них в плен взял.

Ага. Вылезла матросская солидарность. Ну, я где-то так и думал, что моего зама братва не обойдет вниманием. Ладно. Тем более что повод действительно есть и под статут он тоже подходит. Поэтому спорить не стал, а лишь улыбнулся:

– Опять согласен. Но пока поздравлять друг друга не будем. Награждение то на пятнадцать часов назначено. Комиссару необходимо собрать все данные награждаемых и к десяти часам передать помощнику Жилина.

Лапин кивнул и, забрав бумагу у бывшего боцманмата, тут же принялся что-то в ней писать. Но я его оторвал:

– Кузьма, погоди писаниной заниматься. У меня еще сообщение есть.

И я объявил своим людям, что с этого дня вводятся воинские звания. Ну и порадовал их тем, что все взводные с этого момента официально командиры. Можно даже сказать – офицеры. Народ аж опешил от подобных известий. Ну да. Боролись-боролись с офицерьем, а сами-то теперь кто? Пришлось объяснять, что, как, зачем и почему. Что они по-прежнему товарищи, а вовсе не благородия. И да – обращение «товарищ» будет хоть к генералиссимусу. В общем, с час приводил в чувства растерянный комсостав. Объяснял, куда крепить шевроны. Пояснил и относительно сержантского состава. Также приказал, чтобы все командиры отделений, а также бывшие унтер-офицеры, даже если не на должности, все равно получили знаки различия, соответствующие своим прежним званиям.

Григоращенко малодушно попытался отказаться от шеврона и остаться просто старшим сержантом. Но скрутив дулю председателю матросского комитета, я оборвал его оппортунистические метания.

Потом Лапин, даже не став присобачивать свою комиссарскую звезду на рукав, убежал, а мы с Гришкой занялись рукоделием. Показав ему место, куда надо пришивать шеврон, я взял иголку и себе, попутно думая, а как теперь форсистые комиссары в кожанках будут портить свою одежду знаками различия. Кожа – это ведь не сукно и не шерсть (как на шинели). Там дырочки от иглы навсегда останутся… Зато с появлением знаков различия наша аморфная масса будет все больше напоминать нормальную армию.

Ну а потом мы всем подразделением гордо промаршировали на здоровенный митинг, устроенный на площади. Где самыми говорливыми комиссарами образно и красочно было рассказано, как именно мы наваляли белякам. После чего происходило награждение, с последующим чествованием награжденных.