Черный кандидат - Пол Бейти

Катрены второй песни повествовали, как Клиффорд узнал о смерти дочери, когда сумма назначенных судом алиментов в платежном требовании, догнавшем его после смены четырех адресов, уменьшилась вдвое. Третья песнь посвящалась афроамериканской боевой подготовке юного Уинстона. Подарком ему на тринадцатилетие стал тот самый дробовик двенадцатого калибра, лежавший сейчас на правом бедре Клиффорда. На охоту они ходили в болотистые тростники острова Уордс, где выстрелы из дробовика разгоняли местных бомжей, как голубей в парке. Уинстону приходилось приносить добычу, в основном разорванных дробью опоссумов и котов.

По лицу Клиффорда текли слезы раскаяния, он снимал очки, отпивал воды и переходил к главной посылке поэмы – к тому, как в войне за человеческое счастье других он утратил собственную человечность. После этого отец Уинстона склонял голову; аудитория, не уверенная, закончилась ли поэма, молчала. Тогда он шептал в микрофон «спасибо», все вставали и аплодировали этой лирической публичной демонстрации грязного белья.

Клиффорд искал глазами своего обездоленного сына. Обнаружив его в толпе, просил Уинстона встать. Толпа поворачивалась к Уинстону и улыбалась, аплодисменты усиливались, когда зрители понимали, что это тот самый сын революционера, что явился на похороны Хьюи П. Ньютона в розовых трусиках. Наконец, окончив подписывать книги и обмениваться телефонами с агентами и поклонницами, искупивший грехи борец за свободу подходил к сыну и тепло обнимал его, заставляя Уинстона подумать, что они уйдут в ночь вместе, как Аякс и Теламон после осады Трои. Я тебя люблю. Нет, тебе нельзя с нами, мы тут собрались пропустить пару стаканчиков. Завтра позвоню. Люблю тебя.

Уинстон усадил Джорди в коляску и тихонько вышел из зала. Клиффорд на сцене завел дадаистский речитатив про Фиделя Кастро, упражняясь в словесной игре:

Уинстон решил отпраздновать статус кандидата походом в кино. Купил пинту джина, бутылку лимонада и махнул проезжавшему такси.

Бордовый «Бьюик Электра» плыл по Второй авеню как списанный дредноут, на полных парах идущий в док на утилизацию. Отец с сыном высовывались в люк в крыше – рукава рубашек полощутся на уличном сирокко, и можно приветствовать всех, от проституток до выгуливаемых померанских шпицев.

– Голосуйте за Уинстона Фошея на выборах в депутаты Городского совета! – вопил Уинстон, вытянув руки, как Дебс на фотографии. – Голосуйте за Уинстона Фошея на выборах в депутаты Городского совета! – Ему нечего было больше сказать: ни программы реформ, ни призывов к обществу. – Голосуйте за Уинстона Фошея на выборах в депутаты Городского совета!

Люди оборачивались посмотреть, что за ненормальный орет из старого «Бьюика», а он почти видел собственные слова, улетающие в поток душного городского воздуха:

– Я сошел с ума и не собираюсь больше терпеть!

Уинстон засмеялся, глотнул джина и завопил:

– Все из-за ложки борща!

– Сюда? – спросил водитель, когда они подъехали к многозальному кинотеатру.

На стенде висели афиши шести фильмов, ни один из них не вызывал у Уинстона интереса. Обычная ерунда: низкобюджетный музыкальный клип, выдающий себя за афроамериканский художественный фильм; летний блокбастер, лопающийся от спецэффектов; три белые независимые «мозаики» рискованного содержания, с плоскими задами, сюжетными интригами из бульварных романов и ездой на машинах туда-сюда; дорогой нарциссистский проект, автором сценария, режиссером и продюсером которого выступает белый стареющий актер, суперзвезда, который играет едкого, циничного брюзгу, находящего смирение и любовь к ближнему в объятиях молодой старлетки. К чертям этот мусор. Вслух он сказал:

– Вези меня в Чайна-таун.

Кинотеатр в Чайна-тауне – одно из самых темных мест во Вселенной, и тьма на секунду убедила Уинстона, что он мертв. Убедившись, что сердце его еще бьется, Уинстон на ощупь спустился по проходу, от спинки к спинке, иногда натыкаясь на чью-нибудь потную шею. Нашел два пустых кресла и провел рукой по вытертому бархату сидений, чтобы не сесть на свежую жвачку. Из пеленки и двух мягких игрушек он соорудил для Джорди шатер, где мальчик быстро уснул, как попугай в накрытой одеялом клетке.

Развалившись в кресле, Уинстон смотрел сквозь клубы сигаретного дыма на гигантский экран. Действие происходило в Гонконге. Два брата, очевидно находившиеся по разные стороны закона, спорили, кто из них готов принести большую жертву друг другу:

– Я убью ради тебя.

– А я умру ради тебя.

Выходя из кино, Уинстон задумался, принял бы он сам пули, предназначенные для сестры, чтобы умереть потом у нее на руках с выражением благородства. Он шел на север по Бауэри и пел главную тему из второго сегодняшнего фильма, «Однажды в Китае», который видел раз десять, не меньше. В двух кварталах от кинотеатра он завернул в зоомагазин, все еще распевая:

– Ао цзи мьен дей чун ла-а-а-а. Рё цзи цьян на ун рю хуа-а-а-ан!

Владелец магазина встретил его улыбкой и подхватил припев:

– Дан цзю тье дааа… Замечательный фильм.

– Просто лучший.

Уинстон попросил показать маленьких черепах. Хозяин поставил на прилавок аквариум, полный темно-зеленых черепашек длиной всего пару сантиметров. Уинстон выбрал одну и вложил в руку Джорди.

– А что значит эта песня?

– «Стой гордо перед лицом войны. Горячая кровь как красное солнце. Храбрость как железо».

– Хороший совет. Сколько за черепашку?

– Штука – доллар, десяток – восемь.

Перегнувшись через прилавок, Уинстон шепнул владельцу на ухо:

– А пираньи имеются?

Тот глянул по сторонам, велел помощнику следить за кассой, скрылся за дверью и вернулся с рыбой угрожающего вида в полиэтиленовом пакете.

– Вот это дело! Дайте еще вот этих камушков, синих.

Вернувшись домой, Уинстон насыпал декоративные камешки в угол стеклянной посудины, в которой держал золотую рыбку, воткнул в кобальтово-синий холмик пластиковую пальму, создав подобие тропического острова. Потом выковырял из руки Джорди почти высохшую черепашку, реанимировал ее каплей слюны и выпустил в воду к золотой рыбке и дохлой мухе, которая плавала на поверхности.

Поднес к аквариуму пластиковый пакет с пираньей:

– Рыбка, выходи поиграть! Дастин, познакомься с сэром Лоуренсом Оливье.

Пиранья выплыла из пакета в новые апартаменты.

– Тут безопасно? Черта с два, тут небезопасно.

Черепашка прижалась к камням. Золотая рыбка забилась в угол, опасливо приглядываясь к новому соседу. Пиранья сожрала дохлую муху. Уинстон понес Джорди спать, гогоча голосом Минга Беспощадного[26].