Портрет Мессии - Крейг Смит

Эти его слова сопровождались веселым одобрительным гулом, и Пилат, выждав, когда шум немного стихнет, начал отвечать. Неспешно и убедительно он объяснял этим людям коммерческие преимущества акведука. Более того, добавил он, было бы просто безумием предполагать, что кто-то разрушит уже почти готовое сооружение, плод полугодовой тяжелой работы, из-за какого-то кладбища.

— Во имя всех богов, — воскликнул он, — неужели вы так сильно ненавидите воду, что готовы превратить плодородные земли в пустыню лишь потому, что тень падает на могилу какого-то нищего?

Толпа ответила возмущенным ревом, когда переводчик повторил слова Пилата. Несколько человек бросились вперед, выкрикивая нечто нечленораздельное, — судя по всему, евреи очень любили своих покойников. Когда Корнелий приказал им замолчать, бунтовщик ответил Пилату, что и нищие, и цари спят в одной и той же священной земле.

— А те, кто не чтит эту землю, — добавил он, — оскверняют память о них!

— Иерусалиму нужна вода, — терпеливо объяснил Пилат. — Мертвые всегда молчат, ради блага живых. Какая мертвецам разница, падает на их могилы тень или нет? Живые люди должны пить. Должны умываться. Должны есть плоды земли! Вы живете в пустыне на протяжении многих веков. Римская технология поможет вам получить всю необходимую воду. Мы уже превратили пустыню в цветущий сад. Неужели я должен ехать из Кесарии в Иерусалим, чтобы объяснять, где кроется источник вашего богатства и процветания?

Вперед вышел еще один человек. Богатство богатством, но римляне получили его за счет евреев. Пилат опустошил казну храма ради своих терм!

— Ты говоришь о грязи, — многозначительно произнес Пилат. Эта фраза служила сигналом войскам. — Грязь и нечистоты! Ваш народ даже мыться не приучен. И ты еще будешь указывать римским властям, людям, которые умываются каждый день! Ты имеешь дерзость утверждать, что мы недостойны войти в ваш храм, потому что, видите ли, нечисты! Я говорю вам это, потому что правда очевидна всем, кроме вас! И ваш пустынный бог сделал вас рабами римлян не без причины. Его просто тошнит от вашей вони!

Переводчик не успел перевести все слова Пилата — такой поднялся шум. Евреи потрясали кулаками и проклинали Пилата. Они призывали своего бога покарать его.

Опомнились они, лишь когда поняли, что крики позади них — это шум битвы. Корнелий и его люди окружили трибуну прокуратора. Меч центуриона сверкнул в воздухе, рубя чью-то руку; капли крови забрызгали тогу Пилата. Люди Корнелия образовали вокруг наместника железное кольцо. Впрочем, евреям было уже не до Пилата. Солдаты, проникшие в самую гущу толпы, усердно работали мечами и кинжалами. Те, кто находился ближе к прокуратору, приняли на себя первый удар и пали, словно колосья пшеницы, скошенные серпом.

Тут через центр пробился второй отряд, спеша на помощь Пилату, и безоружные люди начали разбегаться. Увидев, что к площади приближается подкрепление в виде двух центурий в полном военном обмундировании, евреи ринулись с площади к дороге, которая вела в нижнюю часть города, известную под названием город Давида.

Некоторые замешкались, парализованные ужасом, и падали под ударами мечей. Но и те, кто надеялся спастись бегством, оказались в западне — на них мчалась сирийская кавалерия. Попав в ловушку, люди в первых рядах пытались повернуть назад, но на них напирали все новые беглецы. Результат был предсказуем и ужасен.

Сирийцы, и без того не любившие евреев, рубили их с большей яростью, нежели хладнокровные ветераны из легиона «Фретензис», лошади всадников топтали упавших. Немногих, кому посчастливилось отступить обратно на площадь, встречали пехотинцы Пилата, и тогда несчастные начали поднимать руки, сдаваясь на милость победителя, но пленных не брали. Их «приветствовали» ряды дисциплинированных римских солдат.

Прошло минут двенадцать, не больше, и на площади остались стоять только те, кто состоял на службе Рима. Из примерно тысячи выживших после этой мясорубки Пилат отобрал тех, кто не был серьезно ранен, затем из них — еще сто человек, и приказал распять их вдоль дороги, что вела от Сузских, или так называемых Царских, ворот.

Остальных наместник отпустил. Пусть знают, что и он не лишен сострадания.

Цюрих

10 октября 2006 года

Банк «Гётц и Риттер» занимал четырехэтажное здание неоготического стиля на углу улицы к востоку от Банхофштрассе. Построенное в начале двадцатого века из крупных каменных блоков, оно было богато украшено по моде тех лет лепным орнаментом в виде листьев плюща и виноградных лоз, ангелами и голубками. Небольшие декоративные балкончики и медальоны оживляли фасад. Вдоль верхних этажей тянулись пилястры в классическом стиле, как бы окаймлявшие окна — дорические на втором этаже, ионические на третьем и, наконец, коринфские на четвертом. Вполне типичный для Цюриха дом, но Мэллой задержался, рассматривая его. У главного входа находилась круглая площадка для машин. Стоянка была совсем маленькая, всего на несколько мест, зато позволяла клиентам подъехать из города к банку с трех разных сторон.

Впрочем, проблема заключалась именно в организации отхода. Если полиция всерьез намеревалась не выпустить кого-либо из деловой части города, сделать это не составляло труда, используя целый ряд хитроумно спланированных «бутылочных горлышек». Именно поэтому ограбить банк в центре Цюриха непросто. Но трудности этим не ограничивались. Три стороны здания банка были открытыми, что позволяло полиции вести огонь с крыш. Впрочем, это можно использовать самому. На выходе из банка Мэллой будет очень уязвим. Этот недостаток он постарался компенсировать с помощью двух полицейских снайперов, свободных на сегодняшний день от дежурства, а также с помощью бронежилета, который прикрывали просторный свитер и куртка.

А вот что касалось быстрого и безопасного выезда из города — это другой вопрос.

Мэллой подошел к четвертой стороне здания, туда, где река Лиммат неспешно несла свои воды. Оказалось, что рядом с банком «Гётц и Риттер» находилась маленькая пристань, где нашли приют двадцать — тридцать частных лодок. Примерно в пятидесяти ярдах от пристани река протекала под низеньким витиевато украшенным мостом. А дальше, за ним, простиралось озеро Цюрих.

Вновь оказавшись перед главным входом, Мэллой не увидел там вооруженных охранников — лишь запертую дверь.

Позвонив, он представился по-английски, «Мистер Томас».

Тихое гудение, щелчок — тяжелые двери отворились, и он вошел в небольшую элегантно обставленную приемную. Молодая женщина вежливо поздоровалась и позвонила наверх. Две минуты спустя к ним спустилась некая мисс Берлини, которая проводила Мэллоя к лифту и сообщила, что мистер Уиллер и доктор Норт прибыли несколько минут назад.

Они расположились в кабинете директора, куда и проводила Мэллоя мисс Берлини. Ханс Гётц занял стратегическую позицию за огромным письменным столом девятнадцатого века — вполне в стиле всего здания. Николь Норт и Роланд Уиллер сидели лицом к нему. Уиллер и Гётц встали, когда вошел Мэллой, представились и по очереди крепко пожали ему руку — в европейской манере. Гётц оказался невысоким аккуратным человечком с ежиком седых волос и румяным лицом. Улыбка самая дружеская, манеры безупречны. На столе царил невиданный порядок, все скрепки на бумагах повернуты в одну сторону — очевидно, Гётц придавал большое значение мелочам. Мэллою сотни раз доводилось видеть такой тип человека — в кафе, ресторанах и барах финансового центра. Жизнерадостная, уверенная в себе порода людей, ровно до тех пор, пока все идет так, как они планировали. Фасад тут же терял всю привлекательность, как только случались неприятности. Словом, типичный швейцарский банкир.