Умереть на рассвете - Евгений Шалашов

— Ишь, ему говорят — ГПУ, а он не верит. Эй, гражданин хороший…

— Отставить! Гражданин Оленичев прав. По инструкции мы обязаны предъявить служебное удостоверение, — повысил голос Николаев, пробуравив подельника суровым взглядом. Упрется хозяин, что будут делать? Настоящее ЧК-ГПУ взломали бы дверь, а они? Вытащив удостоверение череповецкого чекиста, уже не раз послужившее ему верой и правдой, приоткрыл и показал хозяину. Оленичев, наклонив голову, внимательно читал.

— Здесь написано — агент Череповецкого губотдела ГПУ, а мы, товарищ, пока еще в Петрограде, — с насмешкой произнес инженер. — И где такой Череповец находится?

— Неподалеку от улицы Гороховой он находится, по новому, как вы знаете, Комиссаровская улица, дом номер один, — хмыкнул Николаев. — Жаль, гражданин инженер, что географию плохо в гимназиях учат. Очень жаль. Не хотите сотрудничать со следствием, придется по-другому. Товарищ Петров, — кивнул Иван Сашке Капралову, — вызывайте "чоновцев". Скажите, что сопротивление.

Услышав про "чоновцев", инженер занервничал, но цепочку с дверей не снял.

— Постойте, товарищи, какое сопротивление? Я просто хочу понять — при чем здесь Череповец?

— Не при чем, а при том, — улыбнулся Николаев. — О чём с вами говорить, если вы сотрудникам ГПУ открывать не хотите? А ГПУ, оно везде ГПУ. Хоть в Петрограде, хоть в Москве, а хоть в Череповце. У нас к вам пара вопросов была, хотели мирно решить. Ну, что уж теперь…

Отойдя от двери, склонился к лестничному проему и крикнул вниз:

— Петров, скажи товарищу Мухину, что нам отделения хватит. И пусть гранаты не забудут, двери взрывать придется.

— Да подождите, зачем гранаты?

Инженер снял-таки цепочку, открыл дверь.

Мать честная! Они-то думали, коли инженер, то будет субтильный интеллигент в пенсне. А тут Илья Муромец! Косая сажень в плечах, рыжая борода лопатой и на полголовы выше лейб-гвардейца Ивана Николаева. Такому протодиаконом быть, а не инженером. Не предупредил Левка.

Шикарно жил инженер Оленичев. Трехкомнатная квартира, комнаты с хорошей мебелью. Из прихожей сквозь приоткрытую дверь виден буфет с дорогой посудой — фарфор, серебро. В прихожей даже телефон есть. Хорошо, что не догадался на Гороховую позвонить, выяснить, что за люди к нему пришли, но кто в здравом уме станет в ГПУ звонить? А еще гражданин инженер не в меру самоуверен. Отчего, понять можно — занимал Павел Петрович серьезную должность в лесозаготовительном тресте, и не в советском даже, а в шведском. Советская власть таких инженеров, что приносили живую валюту, холила и лелеяла, а шведы на него чуть ли не молились. Оленичев имел связи в наркоматах, мог без труда обеспечить иностранных капиталистов рабочей силой и транспортом. Через его руки проходили тысячи шведских крон — отчисления концессионеров в казну РСФСР и сотни российских червонцев, потому что служащие наркоматов РСФСР тоже хотят кушать, а нематериальные связи неплохо поддерживать чем-то весомым. Потому-то Вольтенков и дал наводку на инженера, а не на какого-нибудь владельца суконной лавки.

— Итак, товарищи, чем я могу быть полезен? Имейте в виду, — кивнул инженер на аппарат, — у меня есть телефон товарища Попкова.

Кто такой Попков, Иван не знал, но догадался, что кто-то из высоких чинов Петроградского ГПУ[8]. Сам он помнил только начальника.

— А чего же не сразу Станиславу Адамовичу? — с усмешкой поинтересовался Николаев. — Могу телефон подсказать. Уж как товарищ Мессинг обрадуется, если узнает, что товарищ Попков в ваших делах замешан.

— В каких делах? — насторожился инженер, но быстро взял себя в руки. Отступил на пару шагов, вскинул голову: — Знаете, что, товарищи, перестаньте морочить мне голову. Задавайте вопросы, если смогу — отвечу. А нет, присылайте официальную повестку. Если арестовывать пришли — предъявите ордер на арест. Если нет — выход вон там.

Николаев даже зауважал инженера. Давненько он не встречал людей, не пугавшихся чекистов. В восемнадцатом такие еще были, а к девятнадцатому уже повывелись. А может, наврал Лев Карлович, и инженер Оленичев — честнейший человек? Сам взяток не берет и другим не дает? Нет, не может этого быть. Не бывает у честных советских инженеров таких мебелей и фарфора. Пока Иван думал, чем бы ему еще напугать Оленичева, вылез Васька Пулковский. Вытащив из кармана револьвер, парень навел его на инженера.

— Ты, сявка, язык-тο поприкуси, а иначе укоротим. Ну-ка, быстро ручонки вверх, лицом к стене. Показывай, паскуда, где деньги прячешь!

— А, так это не чекисты пришли, а бандиты пожаловали! — с радостью выкрикнул инженер.

Васька пытался вскинуть оружие, но Оленичев сгреб его руку вместе с наганом, вывернул. Револьвер полетел в одну сторону, а Васька в другую. Иван, оценив обстановку, отступил и вытолкнул вперед Сашку Капралова.

У Капралова дурости поменьше, чем у Васьки, а трусости больше. Похоже, парень был готов улизнуть, а ему пришлось драться. Ну, если можно назвать дракой то, что Капралов схватил инженера за грудки, а тот, взревев разъяренным медведем, ухватил парня за шею и принялся ее ломать. А ведь и сломал бы, если бы не Иван.

Оленичев падал, подминая под себя Сашку. Иван с трудом разжал его руки, высвобождая задыхающегося Капралова, и только потом вытащил нож из-под лопатки инженера.

— Здоровый чертяка, — пробормотал Васька, поднявшийся на ноги.

— Руку покажи, — попросил Иван. — Ну-ка, пальчиками поработай.

Рука болела, но пальцы двигались. Значит, не сломаны. А как там Капралов?

Сашка сидел на корточках, держась за шею и кашляя. Может, повредил ему инженер какие-нибудь позвонки, но это только доктор скажет.

— Аф-финогеныч, — прокашлял Сашка. — Ты не мог эту падлу сразу зарезать? На хрен было толкать-то?

Вместо Николаева ответил Васька.

— Чтобы ты, дурик, внимание на себя отвлек, — снисходительно объяснил Пулковский. — Афиногеныч ничего зря не делает.

Угадал Пулковский! Если бы Иван с самого начала собирался инженера зарезать, нож бы держал ближе. А из-за голенища достать, так это время нужно.

— Ладно, мужики, — пресек пустопорожнюю болтовню Иван. — Все живы, все здоровы, давайте деньги искать.

По сведениям, раздобытым Левкой, инженер жил один, без прислуги. Семья когда-то была, но куда делась, неизвестно. Может, в Швеции уже, может, еще где. Постоянной любовницы тоже не было. Стало быть, квартиру можно обшаривать не спеша. Но особо медлить не стоило. Мало ли что может случиться.

Жил Павел Петрович на широкую ногу. Мебель, картины, столовое серебро и фарфор стоили бешеных денег! А была еще библиотека, заставленная книжными полками. Ни один из троих грабителей не был докой ни в мебели, ни в фарфоре, не говоря уже о книгах, но даже они понимали, что, если продать все добро, можно озолотиться. Беда в том, что вывозить барахло пришлось бы долго, а потом неизвестно кому это всё продать. Посему принялись осматривать комоды и ящики столов, разыскивая золотые побрякушки, а самое главное — деньги!