Игра в игру - Эллина Наумова

Нужно было чем-то заняться. Муж затаился в Германии, деньги кончились, все, что можно продать, было продано. Только компьютер сына она не тронула. И по ночам повадилась писать на нем письма в газеты о том, до чего доводит людей чехарда общественных формаций. В двух изданиях ей предложили внештатное сотрудничество. К тому времени Вера Верескова ассоциировалась у тех, кто ее еще помнил, с навеки окосевшей от зелья, лохматой, толстой бабой, которая никакого отношения к журналистике иметь не могла. В трезвом, стройном, джинсовом облике Елены Калистратовой ее не узнавали ни одноклассники, ни сокурсники, ни коллеги, ни бывшие собутыльники, даже столкнувшись нос к носу. Если кто-нибудь прищуривался и спрашивал, не встречались ли они раньше, она мерила любознательного цепким взглядом и говорила «нет». Люди почему-то смущались и рассыпались в извинениях. В отличие от многих «вернувшихся в реальность» она не лезла во все дырки и щели, истерически наверстывая упущенное. Но надела маску отстраненности, действительно желая только покоя. И вскоре за ней стали приударять мужчины, которым надоело, что за ними бегают. С одним, богатым, женатым и влиятельным, она расчетливо спала. Он купил ей модельное агентство. Потом умно отпустила его к юной чаровнице – и через несколько месяцев обосновалась в редакторском кабинете модного глянцевого журнала. Кто-то играл таких, как она, в сериалах. Ей тоже пригодилась актерская выучка. Когда предстояло делать что-нибудь неприятное или просто рутинное, она накачивала себя: «Это – роль. По сценарию ты должна победить. Но прежде – убедить партнеров и зрителей. «Дерзайте, вы талантливы». Вперед».

Елена работала по восемнадцать часов в сутки, потому что всех, с кем контактировала, и все, чем занималась, считала работой, на которой каждое движение истолковывалось ей во вред, каждое слово использовалось против нее. Она копила на строгую и комфортную старость в Европе, где хотел после окончания немецкого университета обосноваться сын. И вдруг в тридцать девять лет встретила Эдуарда Шелковникова. Забрезжило нечто, похожее на любовь. Она убеждала себя – это очередной мираж. Любовь была для нее единственной настоящей опасностью, ибо она – зависимость, то есть страдание. Но доводы логики действовали ненадолго. И перестали совсем, когда Эдуард увиделся с Лизой и непосредственно поделился с любовницей восхищением.

Елена забыта, что даже самые легкомысленные люди охотно болтают лишь о том, чего не собираются делать, и о тех, кто не представляет для них практического интереса. Вот про резвую молодую клиентку ей не суждено было услышать от дизайнера никогда. Она перемудрила, сочтя, будто уловила и правильно истолковала то, что Эдуард еще не осознал, не сформулировал для себя как цель. Подобно всем беспорядочно существующим после сорока он взахлеб хвалил Лизин здоровый образ жизни, милые привычки – утренний моцион в своем районе, вечерняя пятничная трапеза в рыбном ресторане ближайшего к дому торгового центра. Он сообщал эти незначительные подробности, однако бешеная работоспособность писательницы и неуемная помощь ближним впечатляла его меньше, о них он упомянул вскользь, дескать, на все сил хватает, когда быт правильно организован. В курсе нововведений в материнский распорядок дня его держала Маша, которой надо же было о чем-то говорить с папой за обеденным столом. Но Елена решила, что Лиза сама старается. Уяснив основное, она произнесла всего одну фразу по поводу:

– Хотела бы я посмотреть на твою первую жену и дочь.

Вечером Эдуард привез ей пачку фотографий – та же Маша регулярно снабжала, не думая, зачем они ему. И это лыко идеально вплелось в строку ревности – гуляют втроем, развлекаются, он фотографирует…

Елена легко узнала на последних снимках одноклассницу Лизку Синявскую, некогда девчонку темпераментную, способную увлечь. Еще в девятом она зацепила Эдика тем, что не создавала собственных проблем, наоборот, играючи решала его. Елена Калистратова избавилась от сентиментальности и других мягких качеств вместе с именем Веры. Для нее нейтрализация этого живого мотора – Лизки – сводилась к ряду технических мероприятий. Сначала казалось, что достаточно будет внедрить в дом соглядатая Игната в виде жениха дочери и подкинуть тему романа, чтобы сочинительница угомонилась. Но у Лизы была натура ртутного шарика, заставлявшая себя дробиться, превращаться из крупной капли во множество неуловимых мелких при нажиме и затем вновь стягиваться в темное блестящее целое. Пришлось обложить подругу детства со всех сторон, задействовав Полянского и Сергея. Елена не стала с годами нарочито жестокой: соперница отвязалась от Эдуарда, и отпала нужда приказывать Игнату бросить Машу, чтобы истрепать нервы и поссорить ее родителей. Эдуард наверняка обвинил бы в бедах дочери мать и на время перестал общаться с обеими, как всегда поступал, когда ему было их жалко. Но, добившись своего, Елена и пальцем не собиралась шевелить ради эффектного зловещего финала. И не радовалась тому, что влюбленный в нее актер женится и перестанет ей надоедать: она забывала о парне мгновенно, стоило разъединиться их мобильникам.

Итак, после невольного детального отчета Эдуарда Елене Калистратовой хватило четверга и пятницы для проверки. Часов в десять она подъезжала на машине к подъезду и убеждалась – Шелковникова мотается по скверам с отсутствующим видом, спотыкается о поребрики и изредка здоровается лбом с деревьями. Во второй раз интриганка еще и вечером незаметно сопроводила писательницу к торговому центру, поднялась следом в ресторан, вернулась в машину, дождалась окончания ужина. С симпатией отметила, что та не высиживала лишнего, но и не торопилась. Равнодушно подумала: «Наверное, когда дочка приглашает гостей, мать добирает время своего отсутствия в кино». Елена планировала столкнуться с Лизой в образе Веры Вересковой, затащить в тихий уголок и произнести монолог алкоголички так, чтобы одноклассницу разобрала жажда творчества. Встреча студентки-медички и актера предназначалась следующей серии. Но Маша буквально попалась под ногу рассеянно бредущей из ресторации Лизе возле дома. Елена затормозила и через открытое окно своей машины выслушала сообщение о какой-то Алке, пригласившей девочек из группы в бар, отметить день рождения. Где, какого числа и в котором часу состоится встреча, Шелковниковы обсудили не трогаясь с места. Елене в назначенный срок оставалось лишь позвонить Игнату Смирнову, затаскать его по кабачкам и лавочкам до потери сопротивления и, наконец, в нужном заведении указать на Машу. А затем спешно перевоплощаться в Верескову.

Ей не составило труда побродить в окрестностях вызывающе красневшей среди панелек новой кирпичной многоэтажки Лизы и снять у похмельной бабы квартиру на несколько часов. Явиться туда на следующее утро, загримироваться и переодеться. Весь спектакль с обмороком, выбором спиртного и исповедью дался легко. Но представление едва не испортила мелочь – ее невыносимо затошнило от запаха коньяка. Отвращение было таким, что не потерять сознание да еще манипулировать заранее спрятанными под кухонным полотенцем рюмками с заваркой стоило громадных усилий воли. Она справилась.

Игнат был удобным инструментом контроля над обстановкой в доме Шелковниковых. Елена баловала парня звонками и исподволь выясняла все – Лиза убралась на дачу и строчила роман, воображая себя доброй феей. После читки прояснилось с содержанием: злокозненной Калистратовой было начхать, о чем там речь, лишь бы сочинительница не отрывалась от ноутбука. Но то, что спасением от ада назначена любовь между актрисой и режиссером, вдохновительница к сведению приняла. Молодые люди подали заявление в ЗАГС, Оксана устроила свои посиделки, на которых ни слова не было сказано об отцах жениха и невесты. Казалось, Лиза забыла про Эдуарда. А он мрачнел, отдалялся от Елены, в его все чаще пустующем любимом кресле расквартировался страх потери. Несчастная ревнивица думала, что просчиталась и грядущее бракосочетание дочери подняло в душе отца такую эмоциональную волну, которая обязательно прибьет его к брошенной когда-то женщине. Но отозвать Игната она не решалась. Он до обидного быстро смирился со своей участью, видимо, Маша была не промах. Кроме того, оставаться без информатора в столь напряженный момент не стоило. И Елена вспомнила рассказ Лизы о конфузе с издателем. Это было то, что надо: востребованный дизайнер Шелковников терпеть не мог скандалов, в которых треплют его фамилию. Наверняка после давней, обсосанной в Интернете выходки Лизы требовал, чтобы она взяла свою, девичью.