Любимые - Виктория Хислоп

Выступление прервали, а Темис все пыталась рассмотреть, что случилось с Фроссо. Все тоже вытягивали шеи, а высоким ростом Темис не отличалась. Через десять минут всем велели сесть на места, и речь возобновилась. Из палатки вынесли тело.

Генерал прокашлялся и вернулся к выступлению, прежде всего заявив, что один товарищ предал их и понес за это суровое наказание. Темис вспомнила разговор с Фроссо и содрогнулась. Произошедшее шокировало. Жестокость оставалась жестокостью. Оборвалась жизнь этой хрупкой девочки. Акт ее мести получил предсказуемый финал, а церемония шла дальше практически без заминки. Темис старалась отгородиться от переживаний.

К генералу выходило по десять человек, чтобы принести клятву коммунистической армии.

Многие слова соответствовали убеждениям, которые Темис впитала с детства. Душой и телом она желала избавить Грецию от фашизма и защитить демократию и честь своего народа. Она повторяла слова клятвы:

Я клянусь

сражаться с оружием в руках, проливать кровь и, если понадобится, отдать жизнь, чтобы избавить страну от захватчиков.

Искоренить фашизм. Обеспечить независимость и целостность своей родины.

Защитить демократию, честь и прогресс своего народа.

Быть смелым и дисциплинированным солдатом, выполнять приказы, следовать правилам и не разглашать тайны Демократической армии.

Быть примером, стремиться к единству и согласию, избегать любых действий, способных уронить честь коммуниста.

Моя цель – свободная и сильная демократическая Греция, прогресс и процветание народа. Достижению этой цели я посвящаю свое оружие и свою жизнь.

Темис распирало от гордости, пока она читала эти слова, но последняя строка заставила ее запнуться. Эти слова источали угрозу:

Если я нарушу клятву, да обрушится на меня мстительная рука народа, его ненависть и презрение.

Здесь затаились жестокость и злоба, и Темис невольно понизила голос. Ей вспомнилось, как они с Фотини на собраниях ЭОН делали вид, будто повторяют речи вслед за всеми, но не верили в них. Сейчас она сделала то же самое.

Публичная присяга закончилась, и Темис вернулась на место. Она думала о людях вроде Фроссо, которых принудили к этой службе, – как они могли клясться в вечной преданности? Очевидно, некоторые поступали так, чтобы остаться в живых.

Темис сидела рядом с Деспиной и Катериной. Она спросила, не показалась ли подругам последняя фраза слишком злобной? Будь рядом Панос, она узнала бы у него, верил ли он каждому слову клятвы. Возможно, ближайшие недели или месяцы снова сведут их с братом. Затем Темис задумалась о том бойце, который сидел несколькими рядами позади и даже сейчас прожигал ей спину взглядом. А что, интересно, считал он?

Настало время уходить, и отряд Темис переместился в палатку-столовую. Мария отсутствовала: два дня провалялась с лихорадкой и теперь нуждалась в медицинской помощи.

– Она всегда хотела оказаться в госпитале, – сказала Деспина с легким сарказмом.

Школьная учительница никогда не сочувствовала постоянным жалобам и слезам Марии.

– Ей не стоило приезжать сюда. Такая девушка вызывает только лишние хлопоты, – отрезал парень их отряда. – Подумайте, что будет с ней в горах. Да она сдохнет в первый же день.

Другие мужчины согласились.

– Я вообще не понимаю, зачем среди нас женщины, – буркнул кто-то.

Беседу парней услышал капитан и тут же отругал их. Правила были просты: никакой дискриминации – ни в словах, ни в поступках.

Также запрещалось вступать в интимные отношения. Это могло подорвать боевой дух, поставив под угрозу жизнь товарищей и создав неловкость в отрядах. Любого нарушителя ждало наказание и изгнание. Коммунистические вожаки порой обращались со своими бойцами не менее жестоко, чем с врагами.

В коммунистической армии женщинам давали те же возможности, что и мужчинам, но приходилось выкладываться по полной. Спустя несколько месяцев после побега из Афин Темис стала другим человеком. Она набралась сил, окрепли икры под брюками, вес винтовки больше ее не беспокоил. Поначалу Темис страдала от мозолей на ступнях, но благодаря Элени, настоявшей, чтобы она взяла банку мази из пчелиного воска, ссадины зажили, а кожа загрубела. Темис чувствовала себя сильной, целеустремленной, воодушевленной, готовой к бою.

Учебный отряд из пятидесяти человек разделили и переформировали. Возникшие привязанности никак не учитывали. Им следовало захватить обширные территории, поэтому всех разослали в разные части. Деспина отправилась на Пелопоннес с опытными бойцами, а Марии пообещали работу в лагерном приюте. Она так и не научилась стрелять.

Темис обрадовалась вести, что они с Катериной останутся в одном отряде. Но позже ее охватили растерянность и смятение, когда она подслушала разговор офицера и того бойца, образ которого преследовал ее во снах и наяву. Впервые она услышала фамилию – Макрис; теперь она знала, что его назначили заместителем командира их отряда.

Теплым весенним днем тридцать человек – десять женщин и двадцать мужчин в одинаковой форме – тряслись в открытом грузовике. Темис уже и вообразить себя не могла в другой одежде, помимо брюк. Широкие карманы спереди и по бокам вмещали все ее личные вещи, а еще ей нравилась свобода движений, которую брюки давали.

Пока ехали на юг, к Греции, она сидела рядом с мужчиной, чье лицо скрывала каштановая борода. С длинными волосами, заросший и косматый, он напоминал дикого зверя, медведя из тех, которые, по слухам, ревели в горах, ожидавших их впереди. Ничего не стесняясь, он смеялся и болтал с Темис, придвинувшись так, будто плохо ее слышал из-за шума мотора.

В какой-то момент мужчина скрутил сигарку и предложил ей. Темис отказалась, но он настоял, чтобы она сделала затяжку.

– Не думаю, что это мне подходит, – выпалила Темис.

– Скоро ты привыкнешь, – пошутил он, показав на всех других женщин вокруг, которые спокойно курили.

Когда один боец в грузовике обратился к нему, Темис осознала, что общалась с капитаном отряда.

– Простите, я сразу не поняла…

– Нет нужды извиняться. Мы же коммунисты.

– Но…

Увидев, как она покраснела, капитан успокоил ее:

– У нас есть иерархия, но без формальностей, – твердо сказал он.

Ревел мотор, пока грузовик трясся на разбитой дороге, бойцы разговаривали и пели песни, заглушая их с капитаном голоса. Темис немного рассказала о своем прошлом и хотела расспросить человека, назвавшегося капитаном Соломонидисом. Наконец она поинтересовалась, знает ли он, куда они едут.

– Конечно знаю, – сказал он. – И скоро ты тоже узнаешь.

Темис не понимала, ответил ли он так от отсутствия доверия или по политическим соображениям.