Кровь королей - Юрген Торвальд

Слабый плач, из-за которого всем было мучительно находиться в комнате, прекратился, хотя прежде не затихал даже тогда, когда мальчик терял сознание. Широко раскрытые детские глаза смотрели на бородатое лицо Распутина. Мальчик не двигался и не сопротивлялся, когда руки Распутина подняли и откинули одеяло. В этот момент царевич лежал еще скорчившись от боли. Но уже в следующий момент началось удивительное изменение, которое заслуживает быть занесенным в анналы медицинской науки. Распутин провел руками по телу ребенка. Остановил их над распухшим бедром, потом скользнул по ногам.

В это время Распутин говорил глубоким, проникновенным и мелодичным голосом. Он называл царевича ласковым детским именем, которое употребляли при дворе, – «Алеша». Черногорские княжны хорошо подготовили Распутина.

– Не бойся, Алеша, – сказал он. – Теперь очень скоро все будет снова хорошо. – Чувствуешь, Алеша, как мои руки прогоняют твою боль? Чувствуешь, как она уходит?.. Сейчас я прогнал ее из твоей ноги, и ты снова можешь ее выпрямить. Теперь она убегает из твоего маленького живота, а теперь совсем проходит. Больше у тебя ничего не болит. Совсем ничего, и завтра, когда проснешься, ты снова будешь здоров.

Пока Распутин, полунапевая, полуговоря, занимался ребенком, императрица заметила, что царевич зашевелился. Его судорожная поза расслабилась. Нога, которая только что была поджата к груди, опустилась чуть ниже. Царевич попытался повернуться на спину, чтобы лучше видеть лицо Распутина.

– Теперь боль прошла… – сказал Распутин и снова укрыл царевича одеялом. – А я тебе кое-что расскажу. Когда я был таким же маленьким, как ты, и жил в нашей деревне в Сибири… – Он с необычайной проникновенностью рассказывал истории из своей юности, которые, как я установил позднее, по большей части были выдуманы. Царевич, не издавая больше болезненных стонов, еще немного распрямился, и когда Распутин рассказал первую веселую сказку, на исхудавшем детском личике впервые за много дней появилась улыбка.

Ни царь, ни царица не решались двинуться с места. Они наблюдали за тем, как с лица ребенка исчезала бледность. Лишь когда царевич впервые за долгое время оперся на руки и попытался сесть, неуклонно нараставший страх родителей преодолел чары, которые наложило на них присутствие Распутина.

– Алеша! – воскликнула императрица, – Алеша, не двигайся… Ты же знаешь, что тебе нельзя двигаться…

Но мальчик уже выпрямился. Он не отрывал глаз от губ Распутина.

– Пожалуйста, мама, – сказал он. – Так мне лучше слышно. Я хочу послушать… – И потом, обращаясь к Распутину, добавил:

– Пожалуйста, рассказывай дальше…

– Ты прав, Алеша, – сказал Распутин. – У тебя больше ничего не болит. Скажи только своей маме, что не надо так бояться. Пока я рядом, с тобой ничего не случится.

Он продолжил рассказывать: про конька-горбунка, про одноногого богатыря и слепого богатыря, про Аленушку и Иванушку, про неверную царевну, которая превратилась в белую утку, про царевича Василия и Елену Прекрасную. Распутин рассказывал о том, что растет в бескрайних степях Сибири, где даже у цветов и старых деревьев есть душа – они умеют разговаривать друг с другом. Эта огромная страна, Сибирь, принадлежит Алешиному папе и когда-нибудь будет принадлежать Алеше, когда он станет большим и сильным. Люди там другие, чем в Петербурге, и даже животные выглядят совсем по-другому, потому что они могут разговаривать друг с другом…

Теперь царевич сидел наполовину выпрямившись и сосредоточенно слушал Распутина.

– Видишь, Мария, – обратился он к Вишняковой, – я всегда говорил тебе, что животные тоже могут разговаривать. А ты не веришь…

– Конечно, могут, – сказал Распутин. – Когда я был такого возраста, как ты, то в конюшне отца слыхал, как разговаривают лошади, и научился их языку…

– Тогда расскажи мне, как разговаривают лошади. Я тоже хочу понимать, что они друг другу говорят…

– Конечно, расскажу, Алеша, – сказал Распутин и еще раз положил руку на лоб царевича и не убирал ее, пока говорил. – Завтра, – продолжил он, – я буду тебе рассказывать дальше. Сегодня уже поздно, тебе пора спать. Слышишь, пора спать. Чувствуешь, как ты устал? Ляг снова. Ляг, как ты всегда лежишь, когда спишь…

– Но завтра ты обязательно приходи, батюшка, – прошептал мальчик. – Ты мне еще много расскажешь…

– Непременно приду. А теперь ты устал… – Распутин снова погладил царевича по лбу. – Теперь ты заснешь и увидишь хороший сон про животных в Сибири. Может быть, они уже этой ночью будут разговаривать с тобой. Слышишь? Ну, засыпай…

Царевич закрыл глаза. Распутин прислушался к его дыханию. Алеша спал, дыша ровно, по-видимому, без боли.

Царь и царица невольно придвинулись к кровати, и лишь почтительный страх перед императорской четой не позволил Вишняковой сделать то же самое и убедиться в том, что произошло чудо. Императрица низко склонилась над лицом ребенка. Прикоснувшись губами ко лбу, проверила температуру. Услышала спокойное дыхание. Увидела улыбку на губах, которые уже не были такими бледными…

Затем она неожиданно повернулась к Распутину и опустилась перед ним на колени. Схватила его руки и покрыла их поцелуями. Император безмолвно стоял позади нее.

Распутин перекрестил императрицу, говоря:

– Верь в силу моей молитвы, и твой сын будет жить.

Потом он повернулся к двери, и Вишнякова проводила его обратно к выходу, вблизи которого ждал экипаж Станы Николаевны.

11

Такие события произошли поздним вечером того дня, когда я на время уехал из Царского Села.

На следующий день я попытался расспросить Вишнякову. Рассказанное ею ясно подтверждало: Распутин обладал гипнотической силой. Я вспомнил о том завораживающем впечатлении, которое произвел на меня Распутин при первой встрече несколько лет назад. Но недостаток знаний и скепсис тогдашних врачей в отношении медицинских возможностей гипноза не позволяли мне верить, что Распутин сможет в течение долгого времени воздействовать на объективное состояние царевича, и я решил подождать. Деревенко, конечно, склонялся к моей точке зрения.

В психических воздействиях на органические заболевания он разбирался еще меньше, чем я. Кое-какие сведения о гипнозе я получил в больнице Сальпетриер и в школе Шарко в Париже.

– Что же будет дальше? – спросил я. – Распутин продолжит свою медицинскую деятельность?

– Да, – сказал Деревенко. – Его снова ждут сегодня в девять часов вечера.

– Вам или мне будет позволено присутствовать на этом сеансе?

– Нет, – сказал Деревенко. – И от вас, и от меня требуется лишь медицинское подтверждение достигнутых результатов. Их величества так впечатлены успехом лечения, что восторженно восхваляют этого дурно пахнущего чудотворца. Если успех будет сопутствовать ему и дальше, наши услуги больше не понадобятся – во всяком случае, до тех пор, пока чудо будет продолжаться. Меня, может быть, оставят на всякий случай. Вы сможете снова полностью вернуться к своим пациентам. И я думаю, при создавшихся обстоятельствах для вас это очень удачный выход…