Полночные близнецы - Холли Рейс

– Вот поэтому я и не стала их мыть, – сладким тоном произношу я.

Олли кривится, глядя на меня, и мы умолкаем. Снизу доносится голос папы, он подпевает звучащей по радио песне «Пусть идет снег».

– Когда ты узнал? О силе, я имею в виду, – спрашиваю я, говоря чуть громче, чтобы заглушить голос Клемми, присоединившийся к папиному.

– Я не понимал, что это такое, до ночи у монумента. Но я чувствовал воспоминания и эмоции людей в Аннуне с тех пор, как вокруг меня вспыхнул тот свет. Я именно так и узнал о том, что Мидраут был главой танов. Та табличка в саду… Ну, когда я прикоснулся к пустому пространству, я увидел Мидраута в кресле лорда Элленби.

– И ты никому ничего не сказал?

Олли пожимает плечами:

– Думал, что можешь заглянуть в их мысли, а они ни о чем не догадаются, да?

– Нет, все совсем не так, – зло бросает Олли. – Я… я старался этого не делать. Я притворялся, что ничего не происходит, ясно? Я старался ни до кого не дотрагиваться, а если это случалось, старался не обращать внимания на те образы и чувства, что лезли мне в голову.

– Потому что ты не хотел выглядеть чокнутым.

Олли снова пожимает плечами:

– А что, ты меня осуждаешь?

– Нет, – искренне отвечаю я. – Я просто думаю, что это забавно, учитывая то, что ты годами превращал мою жизнь в ад, потому что считал меня чокнутой.

Глаза Олли загораются гневом.

– Послушай… – начинает он.

– Давай это оставим? – перебиваю я его.

Сегодня мне не хочется злиться, и я не говорю того, что сказала бы, пожелай я затеять ссору. И если та часть Иммрала, что досталась Олли, дает ему возможность по-настоящему понимать чувства других людей, то это лишь хорошо.

– Наверное, теперь лорд Элленби хочет заставить нас работать вместе, – говорю я, пытаясь сменить тему.

Олли иронически фыркает:

– Это уж точно.

Песня внизу кончается, Олли собирается уходить. Когда он приближается к двери, я вспоминаю еще кое-что.

– А что ты видел? Когда лорд Элленби держал твою руку?

Олли оборачивается:

– Много всякого. И без особого смысла. Думаю, я видел его семью в Итхре. И еще там был какой-то морриган в саду, его кормила какая-то женщина, а потом та же самая женщина наклонялась над сновидцем. Все пронеслось так быстро, что я ничего не понял.

– Тогда почему ты потом выглядел так странно?

Олли немножко подумал, прежде чем ответить.

– Наверное, это из-за эмоций, связанных с теми воспоминаниями. В них не было никакой радости. И в нем тоже. Вообще никакой радости.

Рождественская ночь в Аннуне предположительно должна быть для танов одной из спокойнейших ночей в году, но мы с Олли, прибыв в Тинтагель, никакого спокойствия не видим. На галереях слышатся крики, рееви машут руками, показывая друзьям на нас, харкеры шумно приветствуют нас, когда мы проходим мимо их столов. Но это и в сравнение не идет с тем громом приветствий, который раздается, когда мы входим в рыцарский зал.

Феба подбегает к нам и тут же просит:

– Покажи, как ты это делаешь!

Рыцарь из старших замечает:

– Клянусь, я бы использовал такую силу для множества добрых дел, если бы обладал ею.

– И вы обо всем помалкивали, а? – усмехается Рамеш.

– Эй, это ее сила, не моя! – возражает Олли.

Он очень четко дал понять прошлой ночью, что предпочитает держать в тайне свою способность читать мысли, но ничего не получается.

– Я помню, как вы оба заболели у театра «Глобус», – заявляет Рамеш. – И никто из нас не мог вообразить, что у Ферн есть дар читать мысли – уж извини, Ферн, – так что мы решили, что и у Олли должен быть Иммрал.

– А потом мы поболтали о ваших глазах, – объясняет Райф. – И Наташа сообразила насчет синего-красного-фиолетового, и раз уж вы близнецы, то сила могла разделиться.

– Да, и мы будем признательны, если ты нам будешь сообщать, когда заглядываешь в наши мысли, ладно?

Эмори слегка толкает Олли в плечо. Она улыбается, но что-то в ее голосе дает нам понять, что никто не в восторге от его части Иммрала.

Я тащусь следом за Олли к его шкафчику, потому что это, кажется, единственный способ вынудить других отстать от меня – вроде как «мне надо побыть наедине с моим суперсильным братишкой».

Когда Олли открывает шкафчик, я всматриваюсь в его несчастное лицо.

– Ты привыкнешь, – говорю я наконец, – привыкнешь быть странным.

– Как?

– Стань скромным. Не болтай много. Думай о каждом своем движении и о том, как сделать его менее заметным.

Олли не смотрит на меня.

– Звучит ужасно.

– Да, это не самое большое развлечение.

– И все равно не всегда срабатывает.

Его руки дрожат. Мимолетное сочувствие заставляет меня наклониться немного ближе к нему и очень мягко сказать:

– Но ведь здесь нет всяких Дженни.

Мгновение-другое Олли смотрит на меня с такой открытой горечью, что я уверена: он близок к тому, чтобы впервые попросить прощения за свое участие в том костре. Потом по комнате разносится грохочущий смех Рамеша, и Олли отводит взгляд. И тут я вижу это. Что-то вроде стихотворения, вырезанного на доске в его шкафчике.

– Что это? – спрашиваю я.

Олли дергает плечом:

– Понятия не имею. Оно тут лет сто, похоже.

Я еще раз всматриваюсь в стихотворение, уверенная, что уже видела его где-то прежде. Потом нас зовут на тренировку, и я забываю о нем. Пока что.

К счастью, внимание к Олли и ко мне ослабело в новом году – отчасти потому, что все слишком заняты предстоящим распределением по полкáм, а отчасти из-за того, что лорд Элленби отстраняет нас с братом от обычных занятий для личных тренировок. Мы занимаемся нашим Иммралом с теми учителями, которые свободны в данный момент. Теоретически это грандиозная идея, и в случае с Олли это работает. Он гораздо раньше осознал свой Иммрал и уже научился управлять им на базовом уровне, после того как несколько месяцев подряд старался не позволять себе читать мысли. Ему только и нужно, что несколько доброжелательных подсказок, чтобы отточить умение просеивать воспоминания и эмоции.