Плач соловья - Саймон Грин

К тому моменту, когда все три боевых мага уже лежали рядком на полу без сознания, он даже дыхания не сорвал, подлец. Мы дружно зааплодировали, спектакль того стоил. Как всегда, Жюльен Адвент оправдывал свою репутацию. Оценив положение мистера и миссис Кавендиш, он подарил мне широкую улыбку:

— Вижу, кавалерия могла бы и не торопиться. Хорошая работа, Джон. По правде говоря, мы боялись опоздать.

Не успел я толком задуматься над местоимением мы, как из-за кулис появился Уокер.

«Вот и начались настоящие неприятности», — подумал я.

Уокер остановился над плачущими Кавендишами. Лицо его оставалось, как обычно, спокойным и непроницаемым. Несмотря на консервативный костюм, котелок и принадлежность к официальным лицам, Уокер был, вероятно, самым опасным человеком на Темной Стороне. Его власть распространялась на всех и каждого, но кто эту власть ему вручил, я не знаю. И знать не хочу, сказать по правде. Я бы сбежал сию же секунду, если бы мог.

Кавендиши узнали Жюльена и, кряхтя, поднялись на ноги. Он долго разглядывал их, уже без улыбки.

— Я давно знал, кто вы такие, — сказал он. — Маски Смерти, нераскаянные и безнаказанные. До сих пор мне не хватало доказательств. — Он посмотрел на меня. — Я знал, Джон, что если их кто-нибудь когда-нибудь успокоит, это будешь ты. Ведь ты слишком недальновиден, чтобы оценивать заранее невозможность подобного предприятия. Так вот, сразу после твоего визита я связался с Уокером, и с тех пор мы за тобой следили. Очень осторожно, разумеется. Мы даже стояли прямо здесь, за кулисами, и слушали, как Кавендиши выдают себя своим глупым злорадством. Все это было так интересно, что боевые маги едва не застали меня врасплох. Кавендиши никогда не забывают о прикрытии; мне не следовало упускать это из виду.

— Я представляю власти, — обратился Уокер к Кавендишам. — Вам конец, вполне официально.

— В свое время они столкнули меня во временной сдвиг, чтобы присвоить мое трансформирующее снадобье — им нужно было заложить основу своего первого коммерческого предприятия. Очень характерный для них прием. Они не могут просто делать деньги, им надо жульничать. Тогда, впрочем, они обманули самих себя: как только я был отправлен на восемьдесят лет вперед, выяснилось, что формул в моих записях нет. Я все держал в голове.

Жюльен замолчал и посмотрел в глаза миссис Кавендиш. Та выпрямилась, вытирая глаза. Легендарный Искатель Приключений и его легендарная утраченная любовь, предатель и тот, кого предали, — лицом к лицу впервые за столетие.

— Ирен…

— Жюльен.

— Ты совсем не изменилась.

— Не смотри на меня, пожалуйста. Я выгляжу ужасно.

— Я всегда знал, что это ты. Новые имена не сбили меня с толку.

— Почему же ты не пришел за мной?

— Потому что даже великая любовь умирает, если вонзить ей в сердце острый нож. Я все знал, но ничего не мог доказать. Вы со своим мужем очень, очень хорошо позаботились о своей безопасности. А потом мне стало все равно. Прошло столько лет, а жить прошлым неправильно.

Миссис Кавендиш смотрела на Жюльена с суеверным ужасом.

— Все эти годы каждую минуту мы ждали расплаты. Прятались, возводили стены, боялись… А тебе было наплевать!

— Мне пришлось начать жизнь сначала, Ирен, а на Темной Стороне есть вещи похуже вас.

Миссис Кавендиш отвела глаза:

— Иногда я думала, что ты не трогаешь нас… из-за меня.

— Любовь умерла. Давно. Сейчас я тебя не знаю, Ирен.

— Ты никогда меня не знал.

Мистер Кавендиш не выдержал.

— Хватит! Делай свое дело! Ты хочешь отомстить? Тебе нужна наша смерть? Не тяни время!

— Никогда вы меня не понимали, — вздохнул Жюльен и посмотрел на Уокера. — Забирайте их себе. Ликвидируйте их бизнес, и они лишатся своей власти. Отдайте под суд, а потом сделайте маленькими людьми вроде тех, кому они когда-то причиняли горе. Самое подходящее наказание.

— С удовольствием, — сказал Уокер и притронулся к котелку. — Мои люди уже едут сюда.

— А вы не боитесь, что эти двое в очередной раз ускользнут? — спросил Жюльен. — У них связи, им известно много тайн…

— Ни в коем случае! — ответил Уокер. — Я давно жду, когда они споткнутся. От них нет ничего, кроме неприятностей. Раскачивают лодку, не хотят играть честно. При столь неумеренных амбициях они могут представлять угрозу для властей. Этих людей лучше остановить, не правда ли?

Уокер неторопливо повернулся ко мне. Я приготовился к худшему.

— Что ж, Джон. Мне пришлось за тобой погоняться. Но… сегодня можешь не беспокоиться. Ты помог поймать крупную рыбу, а я не так неблагодарен, как принято считать. Я готов смотреть сквозь пальцы на твои последние художества. Но не забывайся.

Жюльен пристально посмотрел на меня. Почуял историю, акула пера…

— О чем это он?

— Понятия не имею! — бодро соврал я.

Неделю спустя в «Пещере Калибана» при полном аншлаге состоялся новый концерт Россиньоль. Публика была без ума от нее.

За последнюю неделю многое изменилось. Кавендишей грозила поглотить волна судебных исков, и им пришлось срочно продать «Пещеру Калибана», чтобы покрыть расходы на адвокатов. Те, кто раньше боялся их, теперь спешили пнуть поверженного льва. Это самое популярное развлечение на Темной Стороне.

Россиньоль недолго оставалась без агентов. В шоу-бизнесе хватает людей достаточно искушенных, чтобы отличить хороший вокал от плохого, и достаточно разумных, чтобы предложить Россиньоль контракт на справедливых условиях. В нее уже не боялись вкладывать деньги. Сейчас она записывала свой первый альбом на престижной студии, и никто не сомневался, что это только начало.

В клубе дым стоял коромыслом. Танцевали повсюду, даже в проходах. Публика уже не казалась такой экзотической — разрисованных готов почти не было. Новые песни Россиньоль принимались с восторгом.

Я остался в одиночестве: Мертвец занялся каким-то другим делом, а Жюльену, как всегда, надо выпускать газету… Я мог бы пригласить Кэти, но она утратила всякий интерес к Россиньоль, стоило той запеть обычные песни. Кэти решительно предпочитает радикальные вещи.

Новые песни, новый барабанщик, новые бэк-вокалистки — правда, старый Ян Аугер, но всего в двух экземплярах. Песни хороши: про любовь, про свет, про возрождение. И голос хорош: сильный, звонкий, доходящий до сердца. Впрочем, она по-прежнему льнула к стойке микрофона и курила, не останавливаясь.

Успех был потрясающий. Публика трижды вызывала ее на бис, оглушая аплодисментами. Мысли о самоубийстве не приходили в голову даже мне. Хорошо, когда все хорошо кончается.

После концерта я отправился в гримерку Россиньоль. К моему немалому удивлению, на посту у дверей стоял Мертвец, почти как новый. Увидев меня, он немного смутился.