Жизнь взаймы у смерти - Марина Болдова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А долг у нее откуда?
– При разводе муж дал денег на открытие ресторана под расписку. На четыре года. Она уже собралась отдавать, не хватало миллиона, как пошли проверки. Вроде бы все, налоговая успокоилась, разные службы понаехали. Эти всегда найдут, на чем подловить. Ресторан закрыли. Прибыли нет, срок возвращения долга подошел, а денег даже тех, что собрала, почти не осталось. И по процентам суд он выиграл. У Наташи есть квартира и машина. Ну и этот домик в Ульяновской области. Даже если все продаст, останется должна около миллиона.
– Все равно я считаю, что нужно все рассказать следователю. Ты не понимаешь, что речь идет об убийстве?! Ты медальон добыл с трупа, очнись! Ты все еще подозреваемый номер один! – припугнула она его.
– Ну… тогда нам с Наташкой не выжить! Она без работы, я – голый студент, – он умоляюще посмотрел на нее. – Ветка, спроси у отца, где остановился племянник Эрбах! Дальше я сам…
– Прости, не могу. Наташа, говоришь, тоже против? Умная женщина! Ты загонишь себя в угол, тогда придется с ней расстаться совсем!
– Это еще почему?!
– Потому что тебя посадят, дурак! За воровство! И мародерство! – распалилась она.
– Ка… какое еще… мародерство??? – ошалело посмотрел на нее Шурка, а Лиза удовлетворенно подумала, что наконец-то до него что-то доходит.
– А как еще назвать то, что ты труп обчистил, умник? А еще тебе светит статья двести тридцать седьмая за сокрытие улик и триста седьмая за дачу ложных показаний! – наступала она, чувствуя, что с мародерством, пожалуй, переборщила.
– И что делать теперь? – совсем сник Шурка.
– Чистосердечное признание смягчает наказание, что-нибудь слышал об этом? Сдавайся Беркутову, Шура! Другого выхода, поверь, нет.
– Сейчас?
– Нет, вчера! Не тупи, Огорелов. Кстати, спектакль с разбитым телефоном ради этой штуковины разыграл? Сам придумал?
– Сам! – огрызнулся Шурка, поднимаясь с табурета.
– Подожди, позвоню отцу. С тобой пойду, только не дергайся! Матери что-нибудь говорил?
– Нет!
– Хорошо. Жди, я сейчас.
Лиза позвонила отцу, переоделась в своей комнате и вернулась на кухню. Шурка сидел в той же позе, в которой она его и оставила.
– Пошли, Шурец! Поверь мне, все будет хорошо! Буду твоим адвокатом, доверяешь? – рассмеялась она, чтобы приободрить друга, но на душе у нее было неспокойно.
Роговцев подключил принтер, загрузил в печать все файлы, присланные Василем Фитцевым, и набрал номер Беркутова.
– Привет, Егор! Приходи на обед, будет вкусно! Что вкусного? Лилькин суп и документы из Беларуси. Да-да, именно! Хорошо, жду.
Конечно, тема Второй мировой войны не его, он пишет в последнее время больше о современной политике, но история матери убитой немки Марты Эрбах зацепила. Он раскрутил ее полностью, историческую часть, и собирался преподнести Беркутову как стройную версию. Последние документы от Василя заполнили пробелы, все встало на свои места.
Он посмотрел на часы – если Егор уже вышел из здания следственного комитета, то минут через десять будет у него.
– Кнопка, накрывай на стол, Егор Иванович на подходе, – попросил он дочь. Он так и продолжал ее называть детским прозвищем, несмотря на то что та уже четыре года как сама мама.
– Хорошо, папа. После обеда в больницу?
– Да. Но поедешь ты, я посижу с мальцами. Статью закончу.
– Ну-ну, дед… попробуй, – усмехнулась дочь, уходя на кухню.
Матвей не стал говорить ей, что уже давно нашел способ угомонить внуков. В его кабинете в коробках хранилось огромное количество старых фотографий, сделанных во время поездок по миру. Однажды показав их Мишке и Иришке, он с удивлением заметил, что они рассматривают их с неподдельным интересом. Час-другой тишины был гарантирован.
Роговцев собрал распечатки в стопку и направился в прихожую, Лилечка уже открыла входную дверь Беркутову.
– Вы опять балуете мне детей подарками, Егор Иванович! – услышал он ее приглушенный голос.
– Что, спят? – тихо спросил Беркутов.
– Уложила только что. Проходите на кухню, буду вас кормить…
* * *
– Как ты понимаешь, история рождения Марты мало что дает для поиска убийцы, даже мотива я пока понять не могу.
– Мотив есть, но подозревать некого. Пока без подробностей, прости. Давай излагай, что у тебя нового.
– Во-первых, родственников у Клары Штурм в Гродно не нашлось. А приехала она из Москвы в гости к подруге. На момент переписи комендатурой нового порядка проживала по адресу: ул. Виленская, два. Дом на две семьи, первая квартира – Шацкие, вторая – Милашенко. У Шацких дочь Ида, ее ровесница. Еврейскую семью сразу же отправили в гетто, главу Иосифа Шацкого расстреляли, жена и дочь умерли позже. Вот сканы справок. Марию Милашенко с дочерью Оксаной угнали на работу в Германию. Причем, мать в сентябре сорок первого, а дочь – в июне сорок второго, ей едва исполнилось четырнадцать! Дальнейшая их судьба неизвестна.
Кларе Штурм выдли паспорт, она была устроена на работу в медицинский кабинет Эриха Эрбаха личной помощницей.
– Далее ясно. Сегодня утром племяник Марты предоставил сканы документов, найденных его матерью в кабинете умершего отца, брата Марты. Среди них разрешение рейхскомиссариата на брак Клары Штурм и Эриха фон Эрбаха. Марта родилась уже в законном браке, в Гродно есть свидетельство о рождении, где указаны отец и мать. Но! Имеется еще одно, где место рождения уже Штайнхёринг, в графах «отец» и «мать» – прочерки, фамилия Миллер, дата рождения та же, но стоит еще одно название «Лебенсборн». Марту вывезли в Германию и определили в приют «детей фюрера». Вопрос, куда делась в тот момент сама Клара.
– Клара была отправлена в концлагерь «Малый Тростинец». Вот копия сопроводительного документа, который нашел в архивах Василь. Указаны даже место рождения Клары – Москва, имя матери и отца. Профессия – медицинская сестра, – Матвей положил перед Беркутовым распечатку.
– Теперь понятно, как она попала в Шахтинский проверочно-фильтрационный лагерь в сорок пятом. Видимо, после освобождения из «Тростинца». Справку о полной ее реабилитации добыл поисковик из Москвы, некто Алексей Сироткин, работавший на Марту Эрбах. Но за что Клару упекли в концлагерь? Как же Эрбах не уберег жену? Или же сам постарался?
– Клара Штурм-Эрбах доставала, то есть воровала у немцев медикаменты для раненых партизан. Это известный факт, подтвержденный свидетелями. Она была поймана через месяц после родов. Василь нашел ее имя в списках арестованных комендатурой двадцать второго мая сорок второго года. А сопроводительная справка в концлагерь от тридцатого мая. Больше недели она находилась в гестапо. Наверняка ее допрашивали, непонятно лишь, почему не повесили или не расстреляли сразу. Скорее всего, каким-то образом помог Эрбах, сейчас уже не узнать подробностей.