Жесткий контакт - Михаил Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алекс попятился, наступил на ногу Графу, оглянулся. Лицо приятеля не выражало никаких эмоций. Маска, а не лицо. Глаза открытые, но мутные, губы плотно сжаты, голова слегка повернута к входной двери. Прямо хоть фотографируй сейчас курсанта Карпова и ставь подпись под фотографией: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». И призовое место на фотоконкурсе обеспечено.
Никто из друзей-соучеников не знал до этой минуты о том, что Алекс Таможин засыпает канцелярию училища бумагами с просьбами и требованиями приравнять его к остальным курсантам, вытатуировать на его «чистом» солнечном сплетении заветный ЗНАК.
– Садись же, Саша! Садись! Курсанта Карпова не смущайся. Я специально при Евграфе завел с тобою этот разговор. Отвечай, Сашок, – зачем, сам думаешь, ты у нас ЧИСТЫЙ? Не мог ты про это не думать. Отвечай.
Алекс сел на диван, поерзал, отодвинулся немного от Евграфа Карпова и заговорил:
– На первом курсе я думал, что для внедрения во враждебную Державе среду необходим «чистый» нелегал. – Произнося слово «чистый», Алекс брезгливо поморщился. – На втором курсе мне определили специализацию «скаут». Я голову ломал, не мог понять, кому и для чего может понадобиться «чистый» скаут, и до сих пор не понимаю, как ни стараюсь...
– Значит, не понимаешь? – ласково уточнил генерал.
– Никак нет.
– Да, конечно, нелегалы углубленно изучают психологию и все такое, но в спортивных чемпионатах их команды ни разу не выходили в финал. Об этом не думал, нет? Для кое-каких заданий физподготовка важнее психологии... А у тебя, курсант Карпов, какие соображения по этому вопросу? Никаких?
– Так точ...
– Сиди, не вставай, Карпов! Мы тебя выгоним, Карпов. И тебя, Саша, мы отчислим за безобразное поведение. Вы думаете, чего я здесь сидел, писал? – Кондыба взял с края стола листок с чернильными каракулями, потряс бумажкой в воздухе. – Я приказ о вашем отчислении сочинял. Мы вас отчислим, но... ФОРМАЛЬНО! – Генерал положил листок перед собой и, будто ставя печать, накрыл его огромной пятерней. – Для всех вы навсегда и с позором покидаете эти стены. Такова воля командования. Не отреагируй ты, Сашок, на провокацию Чеслава, все равно я бы нашел повод тебя вышибить. Благо возможности предостаточно. А о лоботрясе Карпове и говорить нечего! Оба вы двоечники и разгильдяи, пробы негде ставить. Но... но вам, сынки, предстоит боевое задание, и высшее руководство попросило как следует замотивировать отрыв от учебного процесса двух курсантов. Понятно?
– Так точно! – первым ответил Карпов.
– Кхы! – то ли кашлянул, то ли усмехнулся генерал. – Чего «так точно»? Ни черта тебе, сынок, не понятно, не гоношись. Тебе, Карпов, вообще просто повезло, вот и все! Сашке по легенде нужен напарник, а у вас двоих психологическая совместимость. Да и дружите вы с первых дней в училище. Так что я решил не экспериментировать, пристегнуть тебя, Евграф Игоревич, к Александру Александровичу в пару. Понятно, Карпов?
– Понял, господин генерал. – Граф, расхрабрившись, пихнул Алекса плечом.
– Ну-ка мне! – прикрикнул на храбреца Евграфа генерал Кондыба. – Ну-ка, не борзеть, мальчишка! Ну-ка, обои ухи на макухи и внимательно слушать. Разъясняю проблему... – Генерал замолчал, смял лицо ладонью, задумался. Не иначе, думал, с чего начать. Алекс и Граф, как положено, «ели глазами начальство». Граф не решался более пошевелиться, боялся, что не выдержит и проявит свое резко изменившееся настроение неподобающим образом. И спугнет удачу. Не зря же генерал упомянул о «границах дозволенного». Просто так, ради красного словца, Кондыба никогда и ничего не говорил, во всех его речах присутствовал подтекст, и порою весьма зловещий (в чем многократно убеждались курсанты на протяжении всех пяти лет обучения). Ну а Таможин сидел не шелохнувшись, вовсе не из страха и вовсе не из той специфической осторожности, что присуща всем двоечникам при общении с директорами школ, деканами факультетов и начальниками училищ во все века, во всех учебных заведениях. Алекс с трепетом предвкушал, как через минуту, пять, десять, очень-очень скоро узнает наконец собственное предназначение, поймет, отчего ему, молодому, сильному парню, предопределена судьбою (в образе всесильного Командования) роль белой вороны, участь живого экспоната кунсткамеры, изгоя – чистого...
– ...Ровно семнадцать лет тому назад я, господа курсанты, лично принимал участие в оперативных мероприятиях, связанных с задержанием гражданина, которого людская молва окрестила Белым Кахуной. Тот гражданин сумел от нас уйти. По слухам, или как сейчас принято формулировать: «в соответствии с новейшей мифологией», истинно чистый Белый Кахуна скрылся в Диких Землях. Миф это или же реальность, достоверно неизвестно по сию пору, но как раз после бегства Белого Дикие Земли и сделались тем магнитом, что притягивает всякую человеческую дрянь. Стихийные поселения в Д.З. вполне устраивают руководителей Державы, господа курсанты. Как вы знаете, в Д.З. произрастает пресловутый плакун, и колонисты Диких Земель, сами того не ведая, помогают Державе контролировать черный рынок травки. Стихийные поселенцы максимально ограничивают доступ случайных старателей в Д.З., а поток «слезок» за пределами Ближнего Леса мы отслеживаем, регулируем и направляем. Помимо охранной, колонисты Ближнего Леса выполняют еще и карательную функцию. Приток новых поселенцев уравновешивает высокий процент их смертности. Нравы Ближнего Леса на редкость суровы, господа курсанты. За истекшую пятилетку мы потеряли с десяток нелегалов, а объективной информации о жизни колонии нарыли с гулькин нос. И все же про Ближний Лес мы кое-что знаем, в отличие от Белого Леса, где, согласно мифам, благоденствуют истинные чистые творцы рун. Белый Лес – белое пятно на информационной карте Державы. Попытки проникновения в святая святых Д.З., как вы понимаете, осуществлялись, но наши агенты исчезали в дебрях Белого Леса с удручающим руководство постоянством. Подготовка каждого профессионала обходится Державе слишком дорого, чтобы впустую разбазаривать кадры. Мы терпели неудачу за неудачей, а тем временем в подмосковном специнтернате подрастал, набирался сил мальчонка, родившийся ровно через восемь месяцев после бегства Белого Кахуны. У руководства созрела идейка отправить мальчишку для дальнейшего обучения сюда, в училище, а по окончании командировать в Д.З. под видом дважды чистого родного сыночка самого Кахуны. Поселенцы Ближнего Леса чрезвычайно суеверны, над чем смеются в цивилизованных землях, то свято в замкнутом мирке колоний. У дважды чистого сына Белого Кахуны есть реальный шанс пробраться в Белый Лес и вернуться. А в позапрошлую пятницу у подконтрольного нам мафиозного босса по кличке Хохлик погибли двое курьеров-мальчишек. Досадная неприятность случилась без всякого нашего вмешательства, и стихийно созрела ситуация, идеальная для внедрения. Хохлик, для справки, единственный, кто сегодня реально снабжает кого нам надо в Москве травкой. Ферштейн? Он мафиозо, но пашет на Державу, и знают об этом считаные сотрудники, которых теперь стало на две головы больше. Вам все ясно, сынки? Две недели, больше нельзя, под видом отсидки в карантине штрафвзвода, вы оба проведете, усиленно готовясь к предстоящему заданию. Через пятнадцать дней вас представят Хохлику, и с его благословения – вперед, на трассу! По возвращении обоим лично вручу погоны, слово офицера! Возвращайтесь живыми, мальчики. Постарайтесь, порадуйте старика.