Дар мертвеца - Чарлз Тодд

И одним из них стало решение сообщить тетке, что ребенок родится осенью.

Бегло перечитав оставшиеся письма, он убедился, что в них не содержится никаких тайн. Молодая женщина подробно описывала свою беременность по мере ее развития. Откуда Фиона Макдоналд знала, как чувствует себя женщина в положении?

Наверное, ей все рассказывала настоящая мать — и Фиона все старательно записывала.

От кого Фиона все узнала? От Мод Кук? Или… может быть, она осторожно расспрашивала миссис Дэвисон о том, как та вынашивала и рожала? Миссис Дэвисон, мать троих детей, наверняка охотно делилась с Фионой как женщина с женщиной, отвечала на вопросы, тронутая ее интересом, явной любовью к ее отпрыскам. Ей приятно было поделиться своими воспоминаниями.

Ратлидж не нашел в письмах Фионы ответов на свои вопросы. Он не понял, почему Фиона так подробно лгала тетке и заставила ее поверить, что она беременна.

Ведь она не была беременна.

Она все продумала. Начала лгать задолго до того, как тетка позвала ее к себе. В последнем письме Ратлидж увидел слова:

«Я должна дослужить до конца срока, как обещала миссис Дэвисон. И Иен сейчас еще не может путешествовать, это будет трудно для нас обоих. Но к концу месяца мы приедем в Данкаррик. С нетерпением жду встречи с вами!»

Фиона Макдоналд не случайно встретила на дороге роженицу, не воспользовалась случаем, не убила ее и не украла ребенка. Она довольно давно знала, когда ребенок должен появиться на свет. Она позаботилась о том, чтобы о родах узнала и тетка. А это значит, что ребенка ей обещали заранее.

Но кто?

А если возникла необходимость убить мать, чтобы оставить у себя ребенка, кто та женщина, чьи кости нашли на горном склоне?

Что еще более важно с точки зрения леди Мод, какую роль сыграла во всем происходящем Элинор Грей — и принимала ли она участие в происходящем? И где Элинор Грей сейчас?

Никто не мог этого сказать.

Хэмиш высказал вслух то, о чем Ратлидж уже думал, только не хотел говорить: что, возможно, ребенка Фионе дали на время, чтобы она ухаживала за ним, пока его мать не поправится и не потребует его назад. Пока она не сделает то, что собиралась сделать, — например, не выучится на врача?

А Фиона привязалась к мальчику, надеялась, что ей удастся оставить его у себя навсегда. Наверное, она решила, что не вынесет расставания с ним.

Хэмиш с болью в голосе добавил: «Они все твердят одно и то же. Все заранее уверены в том, что она виновна… Если только не окажется, что мать жива, и она не даст показания в ее пользу!»

Ратлидж временно поставил жестяную коробку на место, туда, где нашел ее. Он уже спускался по лестнице, когда в голову ему пришла неожиданная мысль.

Его сестра Франс как-то нашла в небольшой шкатулке кедрового дерева, принадлежавшей их матери, две бережно хранимые крестильные рубашки. Обернутые в папиросную бумагу, белые, мягкие, отороченные кружевами по вороту и подолу… К ним прилагались кружевные чепчики с крошечными складочками, которые завязывались длинными лентами под подбородком. Крошечные вязаные пинетки с голубыми и розовыми лентами. Франс, которая редко плакала, тогда сказала ему сдавленным голосом:

— Она так и не дождалась внуков — ни моих, ни твоих. Должно быть, это очень огорчало ее.

Как будто это было последней несправедливостью по отношению к мертвым…

А в центре каждой рубашки, достающей почти до колен взрослого мужчины, не говоря уже о младенце, был большой овал с переплетенными инициалами, вышитыми белой атласной нитью.

Его крестили в рубашке его деда, которая бережно передавалась из поколения в поколение. Франс перешла крестильная рубашка их бабушки. Фамильная традиция, которая очень много значила для людей, гордящихся своими предками…

Даже если Элинор Грей бросила ребенка после рождения, наверняка она позаботилась о том, чтобы его надлежащим образом крестили — в длинной белой рубашке. Может быть, и не в фамильной, переходившей из поколения в поколение, но тоже во вполне приличной. Если только ее не дали взаймы…

Ратлидж развернулся и быстро зашагал назад. Сама Фиона жила в первой комнате, но за ней имелись еще две. Одна пустая, с аккуратно застеленной постелью, накрытой чистыми простынями, чтобы не запылилась, и вторая — царство маленького мальчика, с ящиком для игрушек, комодом для одежды, буфетом и кроваткой.

Сначала Ратлидж подошел к комоду для одежды. Он оказался почти пуст. Здесь остались только рубашки и чулки, из которых он уже вырос, и крошечные ботиночки, оставленные на память. Маленькое красивое одеяльце для младенца, пережившее много передряг. Синее вельветовое пальтишко с такой же шапочкой и вытертая лошадка с оторванным ухом и на трех ногах. На дне, завернутая в папиросную бумагу и пересыпанная лавандой, лежала крестильная рубашка. Он достал ее и осторожно развернул.

Хэмиш все увидел раньше его. Вышитый полукруг, состоящий из переплетенных букв — только не на животе, как у них с сестрой, а на лифе.

Ратлидж поднес рубашку к окну и внимательно осмотрел. Красивые инициалы с крошечными незабудками в промежутках. «МЭМК».

Что обозначают буквы? Мод Кук? Или Мэри Кук? А может, тут скрыто совсем другое имя?

К тому времени, как вернулся Маккинстри, Ратлидж уже положил крестильную рубашку на дно ящика комода и задвинул его.

Когда констебль и инспектор вышли на улицу, они увидели человека, с которым Ратлидж несколько дней назад встретился в конюшне. Маккинстри, с ключом в руке, повернулся и поздоровался с ним. Сбоку от мужчины стоял маленький растрепанный мальчик лет трех-четырех. Он был высоким для своего возраста и крепко сбитым, с темными волосами почти такого же цвета, как у Ратлиджа, и сероголубыми глазами, которые казались темнее на солнце, чем, возможно, при свечах.

— Вот, пришли кошку покормить, — отрывисто объяснил мужчина, неодобрительно косясь на Ратлиджа.

«Значит, теперь ты знаешь, кто я, — подумал Ратлидж, — и тебе это не нравится. Интересно, почему…»

— Не знал, что у вас есть ключ, — удивленно заметил Маккинстри.

— Да, дом нельзя бросать без присмотра. У меня ключ с тех пор, как Эласадж Маккаллум заняла место своего отца.

— Не знаю… — начал Маккинстри, но мужчина его перебил:

— Кошку-то кормить надо. Или вы ее заберете? Парнишка будет скучать без нее. А ведь он и так остался без матери.

Маккинстри сказал:

— Что ж, отлично, только ничего не трогайте.

Мужчина вскинул на него гневный взгляд:

— Я не трогал ничего чужого, когда еще был в его возрасте и ничего не смыслил! — Он покосился на мальчика.

Хэмиш что-то говорил, но Ратлиджу трудно оказалось его понимать, он и сам невольно замолчал под задумчивым взглядом ребенка.