Закон маузера - Валерий Большаков

А весной, когда оттает, его труп склюют жирные степные вороны.

— Стоять, бла-родие, а то стрельну!

Степан разобрал слова не с первого разу, а когда уразумел, что от него требуют, поднял голову.

Он увидал двух красных кавалеристов в шинелях с «разговорами» и в тёплых суконных шлемах-«богатырках», прозванных будёновками.

— Я краском, — еле выговорил Котов, шатаясь.

Будённовцы рассмеялись.

— Кончай его, Сёма, и поехали, — лениво сказал один из них.

Второй кивнул и снял карабин с плеча.

Степан был безучастен до самого последнего мгновения, а после вскинул маузер и выстрелил дважды, сшибая будёновки с обеих стриженых голов.

— Вот ты слезай с коня, — сказал он кавалеристам, замершим в испуге. — Я на нём поеду, а то не дойду. А ты проведёшь меня к своему командиру. Кто у вас командир?

— Т-товарищ Будённый, — растерянно ответил конник.

— Вот и веди меня к Семёну Михайловичу.

Кавалеристы спорить не стали — стрельба странного беляка была более чем убедительна.

Отдав последние силы на то, чтобы забраться в седло, Котов отдышался и глухо сказал безлошадному:

— Догоняй. И постарайся не стрелять в спину. Я этого не люблю.

Путь до своих оказался недолог.

Лагерь 1-й Конармии был велик. Попросту говоря, красные кавалеристы заняли село, частично повыгоняв хозяёв из хат, переловив их кур и поросят — надо же чем-то питаться «освободителям»!

Будённовцы сбились в большую толпу, встречая своего товарища и второго всадника в белогвардейской шинели.

— Петруха! — послышались голоса. — Ты кого споймал?

— Чай, на Корнилова не похож!

— И шинеля не енеральская!

— Эй, дорогу командарму!

Толпа живо расступилась, пропуская Семёна Будённого.

Тот сидел верхом как влитой, щеголяя новенькой формой с нашитой на рукав большой красной звездой и тремя ромбами — знаками отличия командующего армией.

— Эт-то што за явление Христа народу? — звучно спросил Будённый.

— Да вот, товарищ командарм, — растерянно отозвался Петруха, — привязался тут один… Говорит — краском!

Котов оттеснил его и предстал перед командармом.

— Мой мандат под стелькой левого сапога, — еле выговорил он.

И свалился с лошади.

Придя в себя, Котов обнаружил, что лежит в хате, на большой железной кровати с блестящими шарами на спинке — видать, предмете гордости хозяёв.

В низенькие оконца цедил свет новый день, от протопленной печи несло запахом палёного кизяка и меловой побелки.

Степан перекатил голову по вышитой наволочке.

Рядом, на венском стуле, висела шинель подпоручика Костенчика и маузер в кобуре.

Пистолет Степана успокоил. Стало быть, поверили, коль оружие оставили…

Тут из сеней заглянула медсестричка, ойкнула и тут же исчезла. Некоторое время спустя явился врач. Он прощупал Семёна, послушал и сказал:

— На вас, батенька, всё как на собаке зарастает. Поваляетесь с недельку — и в строй!

— Спасибо, доктор…

— Да не за что…

Военврач тут же вскочил — в хату, пригибаясь под низкой притолокой, вошел Будённый. Доктор по стеночке, по стеночке и слинял.

— Продолжим наш разговор! — хохотнул командарм. — А то ты, Стёпа, больно не вовремя сомлел!

— Извиняюсь, товарищ Будённый, ослаб. Товарищ Троцкий послал меня с секретным заданием — вывезти в Москву, через линию фронта, одного беляка, очень важного для Советской республики. Я уже и выследил его, и схватил, и в аэроплан усадил, да только одолели меня. Их семеро было, а я сплоховал…

— Бывает, товарищ Котов. Что делать-то сбираетесь?

— Да вот подшили тут меня, и ладно. Назад мне надо.

— Беляка того искать?

— Ну да… За ним сам Корнилов аэроплан высылал, чтобы в Ростов вывезти.

— Ишь ты его! — подивился Будённый. — Важная, видать, птица!

— Вот эту птичку мне и надо словить. Двину в Ростов, там товарищи из Донкома помогут…

— Ага… Ага… — покивал Будённый. — Ну до линии фронта мы тебя подбросим…

— …А дальше я уж сам!

РСФСР, Москва.

Три эшелона подряд, составленные из цистерн с английским бензином, стали для большевиков настоящей манной небесной. Страна Советов, почти удушенная, сделала судорожный вдох.

Поднять из руин производство на британских подачках было нельзя, но хоть как-то насытить технику, стоявшую колом, получалось.

Жесточайшие лимиты позволяли экономить бензин и масло, но ленинский «роллс-ройс» да пару «паккардов», возивших Троцкого и Сталина, заправляли без разговоров.

Иосиф Виссарионович покинул Кремль ещё днём, а сейчас, когда опустились сумерки, Лаврентий вёл машину улицами Замоскворечья. Сталин пригляделся. Кажется, тот самый дом.

— Приехали, Лаврэнтий.

«Паккард» мягко затормозил, и от неприметной арки тотчас же отделилась фигура человека.

Замерев на секунду, он уверенно пошагал к машине.

Это был генерал Стогов.

— Садитесь, — повёл Сталин головой в сторону заднего сиденья.

— Благодарю, — чопорно ответил генерал, усаживаясь.

Водитель привычным движением вооружился и вышел «прогуляться».

Стогов хмыкнул.

— Не ожидал я, что встречусь с комиссаром вашего ранга вот так.

Наркомнац оскалился.

— Жизнь полна нэожиданностей, Николай Николаевич!

— Можно вопрос?

— Спрашивайте.

— Когда вы поняли, что Авинов — не тот, за кого себя выдаёт?

— Пожалуй… В начале сэнтября. Тогда же я узнал настоящее имя… хм… шпиона. Утечка произошла. Больше не утечёт, Лаврэнтий всё исправил, хе-хе… — Поймав в зеркальце недоумевавший взгляд генерала, нарком пояснил: — Есть человек — есть проблема, нэт человека — нэт проблемы.

— Понятно… И вы… ничего не предпринимали столь долгое время? Два месяца! Знали, что рядом с вами белогвардейский разведчик, и… терпели его присутствие?

Сталин ухмыльнулся.

— С сэмнадцатого года я дэржал в голове два варианта развития событий. Как в азартной игре: ставил и на «красное», и на «белое». Мнэ важнее выигрыш, Николай Николаевич.

— А на кону — власть… — задумчиво проговорил Стогов. — Это важно — то, что вы не переметнулись к нам в последний момент, убоявшись поражения, как бывает с натурами нестойкими и слабыми.