Улыбки темного времени. Цикл историй - Оля Новая

– И то правда! Картина-то моя! Буду перекрашивать по настроению! – взбодрилась Рита.

– А если захочешь сделать весеннее море, просто отрази небо в море, и всё! Это я тебе как художник говорю! – подмигнула Рите её соседка Олеся, с чьей картиной она постоянно сравнивала свою и переживала. А Олеся, оказывается, художник! Зачем сравнивала, спрашивается?

Отмытые от красок, усталые, но довольные, девушки дружной гурьбой отправились обедать. И снова они с большим аппетитом поглотили всё предложенное. А потом ещё пошутили, что сейчас погуляют и придут поедать Марьюшкины булочки и кексы. Хозяйка слегка побледнела, услышав их шутки, но вовремя вспомнила, сколько её муж привёз выпечки и муки, и выдохнула спокойно. Отлегло. Гостьи же не теряли времени и вышли на морскую прогулку. Марьюшка дала указания помощницам, а сама пошла проветривать зал. Её вело любопытство. Так хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на то, чем девушки занимались почти сутки!

Она вошла и вдруг вместо привычного безликого пространства увидела уютный зал, уставленный картинами с изображениями моря, вязаные шали и кофты её гостей, обережных куколок, выстроенных в дружный рядок у окна, смешных тряпичных медвежат, соломенные солнышки… В зале пахло масляными красками, духами и корицей. Кто-то из сладкоежек всё же пронёс сюда какао с пончиком. А вон и стыдливо прикрытая салфеткой кружка с его остатками. Эти милые детали, эти живые свидетельства позволения себе просто быть и делать что-то для себя, эта красота ради удовольствия и настроения отчего-то так взволновали Марьюшку, что она вдруг почувствовала, что плачет. Стоит и плачет посреди огромного зала, который сдавала в аренду бесчисленное число раз. И никогда не ощущала ничего, кроме своего долга и спешки. Ей просто нужно было успевать проветривать между семинарами и выносить мусор из зала. Сейчас она ничего этого не могла. Словно разучилась или потерялась. Вместо своих прямых обязанностей хозяйка рассеянно рассматривала куколок, вдыхала аромат соломенных солнышек и тряпичных мишек, любовалась картинами. Она погрузилась в себя настолько, что даже не услышала, как к ней подошёл муж Герман и спрашивал её о чём-то. Не получив ответа, он посмотрел на свою жену поближе и увидел следы слёз.

– Я так и не съездила никуда! А так хотела увидеть Венецию, Рим, Париж! Брать уроки живописи! Научиться вязать! Покупать себе украшения без повода – у всех есть местный янтарь, а у меня нет, сама говорила, что это пустая трата денег, а ты мне верил! Ходить в красивых платьях! Использовать яркую помаду! Есть булочки и никуда не торопиться! Мечтать! – страстно воскликнула Марьюшка и зарыдала так печально, как не рыдала никогда в жизни.

«Ну, вот сам накаркал, что кто-то рыдать будет!» – пронеслось в голове у Германа.

– Марьюшка, ну что ты? Я ж всё для тебя всегда стараюсь! Ты только скажи, придумаем тебе и Венецию, и платья, и помады! Откуда ж мне было знать, что тебе это нужно, если ты сама мне тратиться на такое не давала? – утешал жену озадаченный Герман.

– В том-то и дело! Сама не знала! Или не хотела знать! А теперь хочу! А, может, поздно и смешно теперь? Они ж молодые, а я… – горько ответила Марьюшка.

– Как это поздно? Ты моя красавица-жена, ничего не поздно! Придумаем! Не самовольничай только больше, хорошо? Муж решит! – спокойно ответил он, нежно поглаживая жену по голове и плечам.

Так и стояли бы они обнявшись, но снаружи послышались весёлые женские голоса.

– Герман, ты знаешь, как я тебя люблю? – поспешно проговорила Марьюшка. – Так, что и сказать невозможно! Спасибо, мой дорогой!

Хозяйка наскоро вытерла слёзы и раскрыла все окна в зале, подставив своё лицо свежему морскому ветру. Супруг поцеловал её в макушку и, нежно приобняв, тихонько вышел. Марьюшка вдыхала вечерний воздух и ощущала его иначе. То ли воздух был уже не тот, то ли она изменилась в одно мгновение. Но ей вдруг показалось, что морской ветерок принёс запах цветов и надежды. Поздней осенью причудится же такое!

Гостьи, конечно, набросились на булочки и кофе. А затем снова принялись что-то мастерить и обсуждать. После чего дружно встали и ушли в зал петь и танцевать. Там же они устроили и свои задушевные беседы после ужина. Мирный перекат голосов нарушили чьи-то всхлипы, потом ещё чьи-то, и вскоре ползала сотрясались в рыданиях. Герман заполнял что-то по бухгалтерии в соседнем помещении и с удивлением отметил, что его прогнозы снова сбылись. «Или, может, это день такой? Бабо-рыдательный какой? Луна там или что совпало? Ну, пусть поплачут, полегчает!» – добродушно подумал он и погрузился в работу, одев наушники с музыкой. Марьюшка услышала всхлипы с кухни и, взяв с собой запас салфеток и графин с водой, бесстрашно направилась в зал, чего прежде никогда не делала. Увидев её, польщённые заботой девушки, зарыдали ещё сильнее, а с ними и хладнокровная прежде Марьюшка. Потом снова были беседы, глинтвейн на кухне, танцы при луне и полночное музицирование на раздолбанном пианино в холле. После все как-то разбрелись в полубеспамятстве и рухнули в кровати.

Рита ушла одной из первых. Она плакала меньше всех и ощущала, что, как ни старалась, но не позволила себе просто быть. «Даже порыдать от души не могу!» – досадливо хмыкнула она и легла в кровать. Но сон не шёл. За окном гудело рассерженное море. А в домике слышались непонятные шорохи. Рита вертелась с боку на бок всю ночь. И вдруг увидела на одеяле мышат. Они резвились и радостно прыгали тёмными комочками прямо у неё под носом!

– Брысь, негодники! Мне спать надо! – в полусне гаркнула она и повернулась на другой бок.

Тогда мышата зашуршали на столе пакетами и остатками печенья.

– Ночью есть вредно! – заявила им сонная Рита, не вполне отдавая себе отчёт, что и кому говорит.

Но мышат это нисколько не смутило. Они каким-то внутренним звериным чутьём поняли: это усталая мама, она не опасна. И на рассвете они вскарабкались на шторы, принявшись раскачиваться на них, как на качелях, из стороны в сторону. Острые коготки скользили по ткани, и от этого скребущего звука Рита проснулась окончательно.

– А ну-ка быстро слезли! Вы упадёте и разобьётесь! Дети, срочно спать, всем спать! – строго произнесла она, грозя им пальцем.

Протерев глаза, Рита увидела, как мышата шустро удирают куда-то под плинтус. «Ну, хоть дети не разбились, уже хорошо…» – полусонная подумала она. Внезапно девушка проснулась окончательно. «Боже, я всю ночь строила чужих детей! Они даже не люди! Мне пора домой, к своим! Так спокойно спать каждую ночь, это просто невозможно! Слишком тревожно!» – ужаснулась она и принялась собирать вещи.

Проведя ещё один чудесный день, Рита уехала сразу после обеда, раньше всех. К своим мышатам.

– Так, девочки! Сейчас мы будем переводить лекала выкройки на ткань! Для этого нам нужна изнанка будущего изделия. Складываем пополам всю ткань, изнанкой наружу, и прикладываем выкройки вдоль кромки! Кузнецова! Вдоль кромки, а не поперёк! Теперь фиксируем на ткани булавками и очерчиваем контур каждой детали с прибавкой два сантиметра! Кандинская! Два сантиметра, не пять! – учительница труда вещала свои инструкции девочкам седьмого класса.