Семь чудес преступления - Поль Альтер

– Мерзкая погода! – просто заметил Оуэн, бросая взгляд на застекленную дверцу фиакра. – Надеюсь, что хоть сегодня вечером не будет дождя.

Когда они подъезжали к Северн-Лодж, трясясь по разбитой дороге с многочисленными выбоинами, горизонт заволокло сероватым туманом, быстро перешедшим в ливень, который яростно застучал по крыше фиакра.

В доме Бруков они обнаружили сильное возбуждение. При подходе к особняку инспектор заметил отсутствие двух полицейских, обязанных наблюдать за входом. Их голоса раздавались из холла, а на лестнице слышался звук торопливых шагов. В гостиной они увидели миссис Брук и Амели, склонившихся над неподвижно лежавшим на полу Майклом Денхемом, у которого из уголка рта текла кровь. Девушка плакала, а хозяйка дома успокаивала ее, убеждая, что молодой человек просто потерял сознание. Через несколько мгновений появились двое полицейских, ведущих Пола Брука, растрепанного и с разорванным рукавом рубашки. Молодой человек был мертвенно бледен и, похоже, очень сердит.

– Они подрались, – доложил Джонсон, самый маленький из двух полицейских, одетых в гражданское. – Мы должны были их допросить, но когда пришли, тот уже лежал на полу. Другой, увидев нас, пустился бежать, и мы только что поймали его… – Затем, поворачиваясь к Полу, он сказал: – Думаю, теперь он немного успокоился…

– Прошу вас меня извинить, – медленно произнес молодой человек, потирая кулак. – Я вел себя довольно глупо. Это абсурдно, у меня не было никаких причин убегать… Поскольку у меня есть право так поступить… у себя дома, а втершийся к нам тип, – на его лице появилась кривая усмешка, и он кивком головы указал на своего соперника, начавшего приходить в сознание, – получил по заслугам.

– Пол, – воскликнула Амели. – Ты отвратителен! Как ты можешь говорить что… что… Майкл, боже мой, как ты себя чувствуешь?

Художник с трудом поднялся с пола. Он приложил ко рту тыльную сторону ладони и скривился от боли, затем поднял гневный взгляд на своего соперника и с презрением сказал:

– Мне здесь нечего делать. Это животное только что дало мне это понять! Иди сюда, дорогая, мы уходим… И если он вздумает сделать хоть одно движение, чтобы удержать тебя, уверяю, он дорого заплатит за это. Во второй раз я не дам застать себя врасплох…

При этих словах Майкл медленно двинулся к своему сопернику, а Амели залилась слезами. Но внезапно художник оказался нос к носу с Уэдекиндом, который сухо попросил его держать себя в руках, если он не хочет немедленно отправиться в полицию.

Час спустя атмосфера в доме немного разрядилась. Все присутствующие отведали холодный ужин, в том числе и оба молодых человека – после того, как Уэдекинд напомнил о той драматической ситуации, в которую они вовлечены, и что им всем вместе предстоит пережить еще несколько непростых часов. Наступило некоторое согласие, но ожидание становилось все более тягостным. Только что зажгли настенные светильники, и в стеклянных шарах слышалось тоненькое посвистывание газа.

В зловещей тишине напольные часы пробили девять. Уэдекинд стоял в напряженном ожидании, не сводя глаз с подозреваемых. Некоторое время не было слышно жалобного завывания ветра, но тишина казалась угнетающей.

Затем часы пробили десять.

– Еще два часа, – с испариной на лбу сообщил полицейский. – С ума можно сойти! Но пока мы здесь, ничего не может произойти… Однако у меня крепнет уверенность, что скоро случится новая трагедия!

– К сожалению, нам не остается ничего иного, кроме как ждать, – вздохнул Оуэн, тоже глядя на циферблат. – В котором часу вы собираетесь ехать?

– Экипажи должны прибыть через час, и мы будем на месте к четверти двенадцатого. Значит, ждать еще целых полчаса… Но черт возьми, ведь все это не имеет смысла, Бернс, я никогда еще не попадал в такую безумную и глупую ситуацию! – Затем инспектор сказал, понизив голос: – Посмотрите на них и скажите мне, похож ли кто-нибудь из этих четверых на преступника, которого мы ищем? У этих двух юношей отнюдь не железные нервы, какие должны быть у личности, совершившей такие злодеяния! Они ходят по кругу, садятся, встают, выходят в коридор, старательно избегая друг друга… Я не могу в это поверить. Молодая девушка? Она сидит и дуется в уголке, как избалованный ребенок! Это мне кажется еще более неправдоподобным, не говоря уже о миссис Брук, которая, по-моему, за два дня прожила целых двенадцать лет… Что вы думаете по этому поводу, Бернс?

Оуэн, который нервно поигрывал своими карманными часами, кивнул головой, но ничего не сказал. Он был согласен с полицейским в том, что седьмое чудо преступления, такое невероятное, как может показаться, должно было явить себя меньше чем через два часа…

Через некоторое время он столкнулся в коридоре с Амели. Она казалась взволнованной и измученной, но Оуэн не мог определить, было ли это больше связано с предстоящими событиями или с ссорой влюбленных в нее юношей. А так как она была очень бледной, он подумал, неужели мисс Долл так и не сможет успокоиться до конца вечера. Впрочем, он отметил, что атласное платье ей к лицу.

– Вы очень смелы, мисс Долл, а также очень красивы, – сказал мой друг, слегка поклонившись.

Амели отреагировала совсем не так, как он рассчитывал. Она уставилась на него большими светло-карими глазами и, прежде чем толкнуть дверь, сказала:

– Надеюсь, вы знаете, что делаете…

Эти слова могли быть уместны в данной ситуации, поскольку оценивали действия полицейских, в какой-то мере ответственных за дальнейшее течение событий этой ночи и всех, находившихся под их наблюдением. И все-таки фраза, произнесенная именно таким образом, не вполне соответствовала фактам. Она звучала в ушах Оуэна, как, в общем-то, правильная музыкальная нота. Но, чтобы быть абсолютно правильной, ей не хватало десятой доли полутона. И все-таки, сказанное казалось ему слишком незначительным в такой момент, чтобы обращать на него внимание. И он пошел на свое место, пытаясь оставаться более или менее спокойным.

Наступила темная ночь, и когда они вышли из дома, чтобы разместиться в фиакре, погода была прохладной. Дождя больше не было, и не ощущалось ни малейшего дуновения ветра.

Никакими словами нельзя выразить ту невероятную тревогу, которая охватила меня, когда мы остановились у церкви маленькой деревушки Хейрвуд, спящей в тумане. В ночи возвышалась церковная колокольня, мрачная и грозная, как стрела, рассекающая темноту. Но прилегающее к церкви кладбище являло более захватывающее зрелище. Укрытое пеленой тумана, оно было скупо освещено маленькими пятнами света. Можно было подумать, что зашевелился целый лес надгробных камней, беспорядочно разбросанных в буйно разросшейся зелени, наблюдая за процессией, похожей на флюоресцирующего змея, медленно ползущего в ночи.

Из других экипажей тоже высаживались пассажиры, и все следовали за инспектором Уэдекиндом, направлявшимся в центр кладбища. Встречая полицейского, стоящего на посту, он спрашивал его о состоянии дел, и тот докладывал, что все нормально. Мы подошли к маленькому могильному склепу, на котором горели четыре керосиновые лампы. Но видимость была неважной, и казалось, что обрывки тумана поглощали свет, чтобы сделать все вокруг еще более размытым. Около нас образовался круг движущихся светящихся точек, самые близкие из которых мимолетно обрисовывали характерный силуэт инспектора.