Если бы мы были злодеями - М. Л. Рио

– Ричард! – воскликнул я.

Она грубо повернула мою голову к себе.

– Он может до утра колотить в дверь, если ему так хочется.

– Он ее выломает, – сказал я, и слова исчезли меж ее губ раньше, чем успели сорваться с моих, а мысль была забыта прежде, чем я успел ее додумать.

Мой пульс взбесился.

– Пусть только попробует. – Она толкнула меня обратно на кровать, и я не стал спорить.

Все, что случилось после, казалось разрозненным и запутанным. Ричард бил по двери, выкрикивая проклятия и угрозы, которых я не мог разобрать: их невозможно было даже слушать, когда рядом со мной находилась Мередит – осязаемая, опьяняющая. Самого слабого вздоха ее было достаточно, чтобы заглушить все это буйство.

А потом грохот за дверью прекратился, как резкое окончание плохой песни, и я не знал, то ли Ричард ушел, то ли я и впрямь не слышал ничего, кроме дыхания Мередит. Голова была столь легкой, что, если б не тяжесть тела Мередит, меня унесло бы прочь.

Постепенно, дюйм за дюймом мой мозг и тело воссоединялись. Я позволил ей еще немного побыть наверху, затем перевернул ее на спину и притиснул к постели, не желая быть полностью покоренным.

Когда я рухнул рядом с ней на матрас, мои мышцы ходили ходуном. К тому моменту мы были слишком разгоряченными, чтобы обнимать друг друга, и лежали, просто сплетаясь ногами. Наше участившееся дыхание восстанавливалось, сон быстро затягивал меня подобно гравитации.

Но спал я недолго: мне казалось, что я лежу на плоту, а вокруг меня плещутся волны, – все это смахивало скорее на качку, чем на похмелье. Мои глаза открылись еще до того, как я осознал, где нахожусь, и я моргнул, глядя на незнакомый потолок. Мередит лежала рядом со мной, положив одну руку под щеку, а другую крепко прижав к груди. Крошечная морщинка появилась между ее бровей, как будто то, что ей снилось, беспокоило ее. Прилив противоречивых эмоций внезапно нахлынул на меня. Я жаждал разбудить ее поцелуем, обнять и спросить, что не так… и в то же время мне хотелось вскрыть ее голову и вцепиться ногтями ей в мозг, чтобы узнать, а не появились ли у нее столь же грязные мысли, как и у меня. Может, она чувствует ту же вину, что и я? Меня тошнило, но недомогание поселилось в груди, а не в животе.

Лампа на прикроватном столике горела водянисто-оранжевым светом. Я осторожно наклонился над Мередит, чтобы выключить ее. Комната сжалась вокруг меня, когда нетерпеливая темнота наконец-то проникла в спальню. В голове гудело всходящим семенем похмелья. Я приподнял одеяло и тихо опустил ноги на пол. Ужасно хотелось пить. На полпути через комнату я натянул джинсы.

Прежде чем открыть дверь, я прижался к ней ухом. Был ли Ричард достаточно безумен, чтобы прождать снаружи, пока в коридор не выйдет кто-нибудь из нас? Ничего не услышав, я чуть приоткрыл створку.

Сумрачный, слабо освещенный коридор простирался в обе стороны. На первом этаже не горел свет, не играла музыка. Замок походил на гигантский остов, пустую раковину, в которой некогда жило странное извивающееся существо. Я решил прокрасться в ванную, гадая, не один ли я проснулся. Очевидно, не один: комната Александра была незаперта, его кровать пустовала.

Остальные двери были закрыты. Однако я двигался бесшумно, отчаянно надеясь никого не разбудить. Я знал, что стычка неизбежна, но не собирался провоцировать ее раньше срока. Сперва надо убедить самого себя, что недавние события произошли в действительности. Мои воспоминания о вечеринке были туманными и расплывчатыми, будто сон. Какая-то часть меня до сих пор хотела верить, что так оно и есть.

Я замер возле ванной комнаты. Света там не было, но я слышал, как бежит вода. Предположив, что какой-то пьяный завсегдатай оставил кран включенным, я, не постучавшись, отворил дверь и заглянул внутрь. Когда мои глаза привыкли к темноте, я обнаружил чей-то силуэт, скорчившийся на полу.

– Господи!

– Тише, Оливер, это я!

Сердце внезапно пропустило удар; я ощупал стену и включил свет. Джеймс отшатнулся от меня. Он обернул полотенце вокруг талии, но был совершенно голым и мокрым. На заднем плане тихо барабанил душ.

– Какого черта ты делал на полу? – спросил я.

Он протянул руку и нажал на спуск воды в унитазе: та закружилась в сливе, и он вытер рот тыльной стороной ладони.

– Мне было плохо, – сказал он еле слышно.

Кожа Джеймса была бледной, почти серой, шея и лоб блестели и взмокли от пота.

– Ты в порядке?

– Ага. Просто слишком много выпил. А ты чего встал?

– Захотелось хлебнуть воды, – ответил я. – А ты почему моешься в темноте?

– Не хотел никого разбудить, – сказал он. – Ничего, если я встану под душ? Чувствую себя отвратительно, ненавижу блевать.

– Давай.

Он закрыл дверь. Я скользнул мимо него к раковине и набрал в рот холодной воды, а Джеймс отбросил полотенце и перешагнул через край ванной. Брызги с шипением ударили по его телу, и он наполовину задернул пластиковую занавеску.

– А ты только что из комнаты Мередит? – нарочито небрежным тоном спросил он.

– Э-э-э, да.

– Думаешь, это хорошая идея?

– Не очень.

Мое отражение в зеркале было грязным и растрепанным. Я украдкой вытер с уголка рта пятно помады. В зеркале я видел Джеймса, прислонившегося к стене, с его носа и подбородка стекала вода.

– Итак, я полагаю, все знают, – сказал я и наскоро умылся, надеясь, что кожа остынет.

– Кто-то из первокурсников ввалился на кухню и сразу же объявил о том, что видел.

– Ненавижу первокурсников. – Я закрутил кран, закрыл крышку унитаза и сел на него.

– Итак. Как это было?

Я взглянул на Джеймса, тревога болезненно покалывала мою кожу. Он с невозмутимым видом потянулся за мылом.

– Тебе ведь известно, что Ричард собирается меня убить, – сказал я.

– Вроде бы у него есть такой план.

Зажмурившись, Джеймс принялся поливать себя душем. Мои конечности казались свинцовыми и бесполезными, как будто мышцы и кости растворились, и теперь их заменил сырой, плохо замешанный бетон. Я провел мокрыми пальцами по волосам, выпрямился и тут же почувствовал, что мне слишком тяжело, чтобы куда-то идти.

– Собираешься к ней, да? – спросил Джеймс.

Он стоял ко мне спиной, вода тонкими струйками бежала между его лопаток.

– Думаю, да. Не хочу вот так оставлять ее, будто у нас был случайный перепихон.

– А разве это не случайный перепихон?

Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь раньше сердился на Джеймса. Злость нахлынула неожиданно, всеобъемлющее и ранимое, болезненное ощущение, словно свежий синяк.

– Нет, – ответил я с большим чувством, чем намеревался.