Не боярское дело - Сергей Александрович Богдашов

поместится и шрифт мелкий будет. Японцам проще. Написал три кракозябры, и всем сразу всё видно и понятно, кто ты есть. Опять же, умеют они это красиво сделать. Иероглифы на украшение похожи.

Упс-с… А что это наш офицер вдруг на коленки упавший? Лопочет что-то по-своему, и лбом в пол тычется. Ах, это он принцессу признал. Оказывается, видел он её однажды, когда ещё курсантом был, и Аю в день рождения Микадо выходила с отцом к народу.

Минут через десять волна мявкающих звуков начала менять тон. Аю изредка прерывалась, донося до меня краткий смысл их диалога. Сейчас лейтенант Накасита клялся принцессе в том, что знай он о том, что законная Императрица жива, то никогда бы не стал выполнять приказы сёгуната. При этом он утверждал, что также поступили бы и другие офицеры, посланные сёгунатом на захват русских островов.

О как! Императрица… Всё интереснее и интереснее.

– Спроси у него, почему японские солдаты убивают детей? Отчего они это делают с особой жестокостью и изуверством? – спросил я, глядя в окно, пытаясь высмотреть там возвращающийся автомобиль.

Час с лишним назад Озеров у меня машину попросил и умчался в город, чтобы разыскать фотоателье и проявить плёнки. Свою, и из фотоаппарата убитого японского офицера. Вроде, давно пора бы ему вернуться, а его всё нет и нет.

– Он спрашивает, какая форма была на солдатах? – перевела мне Аю ответ.

– Не такая, как у него. Мой офицер предположил, что на Шикотане были морские пехотинцы, – обернулся я к Аю, увидев, как наконец-то открылись ворота, пропуская автомобиль.

– Морская пехота – это особые части. В них набирают только молодёжь с удалённых островов. Там людям живётся очень плохо. Жилья мало и многие семьи до сих пор живут в пещерах. Население очень бедное. Годы, проведённые впроголодь и в нищете, позволяют тщательно взлелеять ненависть к тем, кто живёт лучше. Отряды морской пехоты – это лучшие штурмовые части Японии. Ради того, чтобы излить свою ненависть на побеждённого врага, они и в бою не остановятся ни перед чем. Так их воспитывают офицеры. Победа сёгуната в заговоре во многом их заслуга. Зная выучку и жестокость морских пехотинцев, многие командиры просто побоялись поддерживать Микадо, – Накасита чуть помолчал, а потом сам себе кивнув, продолжил, – Расскажу вам один случай. Когда я был курсантом, то от нашего училища каждый вечер отправляли два патруля из пяти курсантов и одного офицера-преподавателя по прилегающему к нам району. Однажды такой патруль попытался задержать подвыпившего морпеха. Мало того, что тот избил всех шестерых, так ещё спустя неделю кто-то изнасиловал жену преподавателя, прямо в его в доме. Военная полиция даже не пыталась сделать вид, что они разыскивают насильника. С тех пор все наши патрули или старательно обходили морских пехотинцев стороной, сворачивая на соседние улицы, или быстро проходили мимо, делая вид, что никого не замечают.

– И как много в Японии морских пехотинцев?

– Тысяч десять, а может пятнадцать, – пожал лейтенант плечами.

– Где они располагаются?

– Я слышал, что у них свои базы на побережье, как правило около каждого значимого морского порта, – часто заморгал Накасита, то ли не желая выдавать мне военные тайны, то ли силясь что-то вспомнить, – Но я думаю, что сейчас почти все они в Токио. Нет у сёгуната более верных войск, способных одним своим появлением около власти так влиять на политику и армию.

– Тысячи преданных самураев, которых убедили в их превосходстве над всеми остальными и дали им право на безнаказанность, – кивнул я, в знак того, что понял перевод и повернулся к дверям, в которых показался Озеров.

Когда пилот появился в дверях, то его бледное лицо сразу бросилось мне в глаза. Он выложил передо мной на стол две пачки фотографий, и отошёл к окну, успев бросить в сторону японца ненавидящий взгляд.

Первые фотографии, которые я вытащил из черного пакета, в котором обычно хранят фотобумагу, принадлежали Озерову. Это сразу было понятно, стоило увидеть разгромленный палаточный лагерь японцев. К сожалению, описал всё Озёров точно, пожалуй, ещё и многое опустил.

Во втором пакете оказались фотографии другого плана:

– Японский офицер, горделиво опирается на окровавленный меч, в другой руке держа за волосы отрубленную голову бородатого мужика.

– Два солдата, яростно воткнувшие штыки в грудь связанного подростка.

– Прибитая к воротам гвоздями распятая полуголая женщина с распоротым животом и кровавый комок у неё под ногами. Не родившийся ребенок?

– Кучка девушек, почти девочек, прижимающихся друг к другу и старательно прикрывающих прорехи в одежде. Одна из них, отчего-то одетая в одну лишь тельняшку не по росту, удивительно похожа на Дарью. Наверное, так моя жена могла выглядеть лет пять-шесть назад.

– Два явно позирующих, весело смеющихся солдата, поднявшие над остриём кола голенькую девочку лет пяти – шести, доверчиво обнимающую их за шеи.

Всё! Больше я смотреть не могу!

Я уже почти передвинул фотографии к Алябьеву, но тут же передумал, снова вернувшись к пакету Озерова.

На этот раз фотографии расстрелянных жителей я рассматривал более тщательно, постоянно сравнивая их со снимком двенадцати девушек. Тех самых, во главе с уменьшенной копией Дашки в тельняшке.

– Похоже, на острове могли остаться живые, – сделал я вывод, жестом подзывая к себе Озерова и предлагая Алябьеву присоединиться к просмотру.

Ни одной из девчушек с японского снимка я среди убитых не увидел. Понятно, что первым делом я высматривал тельняшку, которую можно было бы легко заметить, а уж потом искал остальных, но нет. Ни на одной фотографии Озерова никого из девчонок не было.

– Там, за причалом, в полукилометре от посёлка, ещё два строения были, но на них замки чуть ли не пудовые висели, а нас время поджимало, и своих нужно было похоронить. Виноват, не досмотрели мы те склады. Если девушки где-то и могли остаться, то там, запертые, – вполголоса покаялся Озеров.

Для чего японские вояки могли сохранить жизнь дюжине русских девчушек, догадаться несложно.

Дело сделано. Приказ сёгуната выполнен. Остров захвачен. Не скучать же теперь блистательным победителям неизвестно сколько времени. Как тут не отказать себе в бесплатном развлечении. Двенадцать девчонок на сотню с лишним солдат.

Напрасно я разрешил Аю взглянуть на те фотографии, что мы рассматриваем. Всего лишь пробежавшись взглядом по разложенному вееру снимков, она, тихо пискнув, опала на пол, как осиновый лист. Насилу успел поймать.

Подхватив Аю на руки, я побежал по лестнице в комнаты жён. Там у них и соли нюхательные есть, а может и нашатырь найдётся, да и Муха Гессенская, с её талантами, наверняка где-то