Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2] - Михаил Гуськов

Отдыхающие в отеле «Тангерин-бич», в двадцати пяти милях от Коломбо, никогда не забудут своего отдыха. На следующий год все из них любой ценой постараются снова попасть ка Шри-Ланку и будут ужасно разочарованы.

Их не охватит вновь восторженное предчувствие необыкновенной удачи. По-прежнему ароматный воздух будет ласкать лишь ноздри, но не душу Любовники, поклявшиеся встретиться на будущий год где-нибудь на песчаном рифе Берувела-бич или в самом дорогом отеле «Бентото» и весь год предвкушавшие встречу, окажутся раздосадованными друг другом. «Какой пошлый сноб! И об этом человеке я могла мечтать целый год?!» — подумает она в первый же вечер. «Жеманная, бездушная кокетка! — подумает он на следующее утро. — И ради этой женщины я порвал с Мари!»

Поэт, который захочет вновь привезти из Шри-Ланки поэму, за которую всю зиму в Париже друзья превозносили его как нового Рембо, привезет лишь пару вымученных стихотворений, а композитор, которого Цейлон вдохновил на оперу, о котором «Нью-Йорк Таймс» в разделе искусства отозвалась как о «Моцарте нашего времени», на следующий год разочарованно заметит, что скорее всего новый Моцарт оказался лишь Сальери, настолько бескрыл его концерт, которым он ужаснул меломанов музыкальней столицы США в этом сезоне.

Так почему же таким упоительным был июнь того самого года в Шри-Ланке, когда перестройка а СССР достигла своего медового апогея? Может быть, восторженное безумие, охватившее граждан СССР, по переделке своего государства, было вызвано теми же бактериями, вырабатывающими наркотик очарования, которые по неизвестной причине вдруг так безудержно начали размножаться в чарующей атмосфере Цейлона? И все- таки неправы те, кто считает, что «болезнью заразить можно, а здоровьем — нет». Пускай поэт на следующий год и не написал ничего гениального, но зато в предыдущий год родилась его великая поэма «Цейлонская орхидея». Значит, что-то вдохновило его и кто-то дал пищу его душе. И это была, конечно, женщина.

Да, в тот июнь солнце над Коломбо не обжигало, а лунные ночи вдохновляли на любовь даже обжор. И все потому, что три женщины скользили вдоль побережья в открытых автомобилях. Здесь и там то одну, то другую — их можно было видеть то в патио ресторана под луной стоящими с бокалом коктейля в руке то несущимися на водных лыжах по изумрудной сверкающей поверхности Индийского океана, то в венке из красных цветов гаэтано под пальмой мечтательно глядящими вдаль. И у каждого, кто хоть однажды проходил мимо, будь то мужчина или женщина, начинало радостно биться сердце все чувствовали: счастье рядом или вот оно — бери. Более того, словно по закону сообщающихся сосудов или по эффекту электрической цепи, обольстительные энергии этих трех женщин зажигали все лампочки человеческих лиц сияньем прямо-таки неземной красоты.

Вот почему на следующий год все осталось по-прежнему, и, когда прошлогодние туристы собрались в ту же гирлянду, некому было включить электричество: те три женщины были далеко — и сезон в Шри-Ланке пропал впустую.

Кто же были эти три женщины, которых видели в обществе высокого молодого человека и небольшого юркого блондина с золотым зубом?

Первая олицетворяла собой как бы богиню плодородия, вторая — юную весну, а третья нравилась любителям пряных сыров типа «рокфор» или «камамбер,» а также плодов дуриана. Как вы догадались, этими женщинами были Элеонора Завидчая, Варя Повалихина и Агафья. Вы спросите, как могла в атмосфере острова оставить такой запоминающийся след Варя Повалихина, если на третий или четвертый день ее уже не было на острове, но разве цветы, которые осыпаются так быстро, не оставляют глубочайшего впечатления в душах людей? Или какое очарование могла добавить Агафья в воздух Шри-Ланки, если, по сути дела она была трехтысячелетней старухой, естественный вид которой вызывал замогильный ужас? Во-первых, она за вое время, пока гостила на этом благодатном острове, ни разу не позволила себе показаться, так сказать, в своем природном виде, а во-вторых, гниение почв и аромат старины создают тот фон, на котором произрастает все новое, или, лучше сказать, они питают все юное и свежее. Ведь смерть так же нужна для жизни, как необходим кислород для окисления, и не было бы смерти, не было бы и жизни.

— Варвара, чтобы стать настоящей бабой-ягой, нужно закалить волю и сформировать ум! — сказала рыжая после Олимпийских игр своей ученице. — Поедем с нами на Цейлон. Ты многому научишься. Хочешь, я скажу, как тебе справиться с Элеонорой?

— Скажи, бабушка, — обрадовалась Варька.

— У Элеоноры на макушке растут три настоящих золотых волоска, в которых, вся ее класть и сила. Без них она станет самой обыкновенной женщиной. Вот почему она никому не позволяет причесывать себя, Исхитрись и выдерни их — и ты станешь королевой. А кроме того, если порвать эти волоски, они исполнят любые три желания.

— Но как же найти эти волоски, ведь у нее все волосы словно из червонного золота, да и расчесывать себя она не даст.

— А ты исхитрись! — засмеялась рыжая колдунья, резанув глазами. — Тебе голова на что дана? Чтобы шляпку носить? Элеонора хитра и умна, а только в ней, как в каждой бабе, и глупости много. И лет ей чуть больше, чем тебе, только и проку в ней, что три волоска золотые из нее растут, а то бы я и сама ее давно уж зажарила в печке, еще когда она вот такая махонькая была.

Агафья, облизнувшись, показала руками, какой маленькой она бы съела Элеонору.

Вот почему Варя с удовольствием приняла приглашение Завидчей поехать с ней на Цейлон, в Шри-Ланку, покупаться в песчаном прибое, покататься на виндсерфинге. Однако Элеонора на второй или третей день пребывания их на острове, увидев, что Аркадий начинает как-то уж слишком по-братски заглядываться на юную людоедку, заставила Бульдина прислать из Москвы телеграмму, в которой говорилось: «Дорогая дочурка! С папой случился нервный криз. Срочно вылетай. Мама».

Агафья нагрузила Варю бананами, корзиной с кокосовыми орехами, сушеными дурианами и затолкала в авиалайнер, сунув в руку маленькую бутылочку.

— Дашь Андрюшечке хлебнуть — любой криз как рукой снимет, и сразу же прилегай назад.

Теперь никто не мог помешать Элеоноре осуществить ее намерение, Завидчая, которой снова не удалось завладеть кольцом в открытом бою, решила применить второй план Агафьи — усыпить бдительность Недобежкина, околдовать его и все же выманить перстень.

Для этого ока и заказала авиабилеты в экзотическую страну древнейшей восточной цивилизации.

— Аркадий, какой закат! — шептала она, вечером стоя с ним по щиколотку в прибое под розово-пурпурными облаками. Аспирант держал округлое плечо победительницы льва, ею щеки касались шелковистые волосы, заставляя трепетать сердце.

«Разве можно это вынести! — думал он, глядя на перламутровые облака, гаснущие в миллионах оттенков, на медленные водны, лениво подбегающие к их ногам. — Моя жизнь похожа на безумный сон. Ведь не прешло еще и двух месяцев, как появился этот старичок, а уже словно пронеслась тысяча лет: тюрьма Олимпийские игры, Лос-Анджелес, отель в Коломбо. Какое у нее плечо! Разве может быть такое плечо у простой женщины? Мне кажется, я держу за плечи не ее, а вот эти облака купающиеся в бирюзовых отблесках Индийского океана Мы с Элеонорой погружаем в его водны наши ноги. Какие у нее ноги! — Аркадий опустил глаза, разглядывая обнаженные розовато-коричневые коленки своей феи. — Ее ноги — словно два точеных столпа, подпирающих небо. Какой скульптор нашел такие формы и какой художник дает оттенки ее телу? А голос, какой голос. Я купаюсь в океане блаженства рядом с ней». — распускал розовые сопли своих восторгов аспирант.