Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

– Что… что видишь ты, глядя на моих подданных?

– Красное вижу на всех, алое вижу.

Сердце Луны замерло. Война? Убийства? Неужели всех ее предосторожностей мало? Карать Лислика с сообщниками смертью было бы шагом слишком жестоким, ведь дивные рождались на свет так редко. О том же, чтоб отослать их прочь, к Видару, не могло быть и речи. Посему Луна поместила их в темницы под Лондонским Тауэром… но, вероятно, этим ограничиваться не стоит.

Поклявшись удвоить охрану темниц, как только покинет сад, Луна решилась на следующую попытку.

– Что видишь ты, глядя на дом мой?

– В пепле я вижу его, в золоте вижу.

Уже не столь ясно – разве что люди, утверждающие, будто через восемнадцать лет на земле воцарится их Иисус Христос, правы, и Лондон возвысится, сделавшись новым Иерусалимом, пятым Царством Небесным. Но неужели же прежде Христос спалит Лондон дотла? Оба ответа Федельм оказались досадно туманными и слишком, слишком уж краткими.

Но третий вопрос дался Луне труднее всего. Ответ на него очень хотелось бы знать Энтони, однако Луну вопрос сей страшил более всех остальных.

– Что видишь ты, глядя на Англию?

Федельм сделала долгий, прерывистый вдох, а затем слова хлынули с ее уст, словно река, как будто этот вопрос разом прорвал плотину, доселе сдерживавшую ее красноречие.

– Вижу мужа – статного, широкоплечего, и пленяет главу он, и встает во главе, хоть венец сапогом сокрушает. В руках сего мужа чернила, что приносят погибель обоим – и тому, кто перо умакнет, и тому, чье начертано имя. Вижу, как рушатся и воздвигаются церкви, вижу людей, плачущих в горе и в радости. Многажды ранена эта земля, много еще ей страдать, но путь вперед ей не заказан: вижу, она живет, но вижу и ее смерть – и близкую, и далекую. В скором времени королевство английское умрет, да не один раз, а дважды, и ты сии смерти увидишь.

Страх в сердце Луны боролся с надеждой – боролся и одолевал. Ничто на свете не вечно, даже дивные: дивного можно убить; утомленный жизнью, он может истаять, увянуть… Когда-то Великая Римская империя охватила весь мир – и где же она теперь? Исчезла, раздробленная на части, а сердце ее, Италия, томится под игом испанцев. Говоря откровенно, Луна понимала: однажды и Англия канет в прошлое. Вот только когда? Что значит «в скором времени» для дивных?

Федельм задрожала всем телом, и Луна решила, что гадание кончено. Но нет, взгляд ирландки, туманный, однако пронизывающий, словно смотрящий сквозь плоть в самую душу, был устремлен на нее, а в голосе все еще слышался звучный напев имбас форосны.

– Что есть король, или же королева? Кому должна принадлежать власть, и по какому праву? Какова должна быть участь самодержавия? Вот вопросы, коими задается страна, ее народ, ее сердце. Но мне ты не задала их, а значит, должна найти ответы сама.

Веки Федельм бессильно обмякли, бледные ресницы коснулись кожи. Когда же поэтесса снова открыла глаза, пророческий туман в ее взгляде рассеялся, но собственных слов она будто бы и не помнила.

«Уж не сочинила ли она этих ответов, дабы что-нибудь выиграть?» – подумала Луна, глядя в ее изумрудные глаза.

Как бы сего ни хотелось – по-видимому, нет. Ирландская провидица ничуть не кривила душой.

А что сокрыто за ее словами – это Луне придется выяснять самой.

Дворцовый двор, Вестминстер, 5 декабря 1648 г.

Солнце неспешно выползало из-за горизонта, прячась в вуали густых облаков и неистовых ветров. Единственным знаком его появления было мутное, блеклое зарево, серая бледность, сменявшая ночную тьму.

Двери Вестминстер-холла распахнулись, выпуская наружу вереницу смертельно усталых людей – две с лишком сотни парламентариев, не покладая рук делавших свое дело, весь день и всю ночь напролет, вопреки озлоблению и страху, искавших ответ на вставший пред ними вопрос.

Те, кто стоял за возмутительные требования Армии, стремились задать сей вопрос так: удовлетворительны ли наконец-то полученные ответы короля на условия соглашения? Однако всех, преданных роялистскому делу настолько, чтобы ответить «да», из Общин давным-давно выставили, исход голосования в подобном ключе был ясен заранее, и потому те, кто стремился к миру, отклонили формулировку. В удовлетворении не нуждался никто. После множества споров, промахов и несбывшихся надежд на согласие вся Палата общин пожелала выяснить следующее: достаточны ли уступки короля хотя бы для начала?

Этот вопрос прошел единогласно. Соглашение следовало принять и браться за дело – восстанавливать в Англии мир. С войнами наконец-то было покончено.

Ругани офицеров Армии, устремившихся следом за парламентариями вниз по лестнице и через Вестминстер-холл, Энтони почти не слышал: их яростные голоса тонули во множестве громогласных протяжных зевков. Соам, шедший рядом, объявил, что нормальная походка не стоит затраченных сил, и покачивался на каждом шагу, будто пьяный.

– Где-то в Аду, – сказал младший товарищ Энтони, с силою протирая глаза кулаком, – есть круг, в котором грешников заставляют слушать Принна, разглагольствующего по три часа кряду без остановки. Вот пошлют меня туда, а я Сатане и скажу: здесь я уже побывал, давай-ка чего-нибудь новенького!

Вокруг с усталым облегчением рассмеялись.

– А в Раю есть пуховая перина, теплая и как следует взбитая, – откликнулся Энтони. – Одним словом, я – домой. До завтра.

Вестминстерский дворец, Вестминстер, 6 декабря 1648 г.

Уснул он, точно оглушенный дубинкой, и пробудился лишь к ужину.

– Прошло? – спросила Кэт.

Зная, что на заседании решается судьба Англии, она ждала мужа всю ночь.

– Хвала Господу, – отвечал Энтони, – теперь-то мы какого-никакого мира добьемся.

Предшествовавшая голосованию гонка подорвала его силы столь же скверно, как и бесконечные дебаты. Выступившая из Сент-Олбанса Армия с каждым днем приближалась и, наконец, достигла самого Вестминстера, а посему опасения, что Айртон со своими солдатами разгонят парламент силой, изрядно поистрепали всем нервы. В этаком случае Палаты утратят и без того порядком подорванное доверие народа без остатка, а далее в стране не останется никакой законной власти. Тем не менее, они вполне способны пойти и на это…

Как просто, как просто пасть жертвой чувства облегчения! Однако вчерашнее голосование отнюдь не развеяло всех проблем, словно дым: расквартированная по всему Вестминстеру, Армия еще могла учинить немало бед. От Бена Гипли не было никаких известий с тех пор, как солдаты покинули Сент-Олбанс. Наутро, отправившись в парламент в карете, он услышал мерный грохот шагов по булыжнику мостовой, а, приподняв занавеску, увидел на улицах патрули, да не Лондонских Ополченцев – солдат Армии нового образца, верных Генри Айртону.

Покинув карету у входа во дворец, он обнаружил, что здесь дела много хуже.

По краям двора стояли две роты – конная и пешая. Стояли навытяжку, никого не запугивали, однако ж – где Лондонские Ополченцы, которым вверена охрана дворца? Энтони замер на месте, устремив вперед немигающий взгляд, но тут сверху, с козел, раздался шепот кучера: