Гурджиев. Учитель в жизни - Чеслав Чехович

Адамовича, еще одного «пана», тоже поляка. Тот факт, что он привел другого человека для обучения, возвысило его в моих глазах, и я почувствовал его многообещающее будущее на службе у наших поисков.

Но этому не суждено было сбыться. Через год Пан получил плохие известия о здоровье своего отца. Он оставил Приоре и уехал в Польшу, сказав, что надеется скоро к нам вернуться. Но отец продолжал болеть, и он был вынужден снова устроиться на работу инженером, чтобы поддерживать семью. После смерти отца он должен был позаботиться о наследстве; потом он влюбился и, в конце концов, женился.

Когда через несколько лет он вернулся, Приоре был уже продано. Он нашел меня через объявление и на несколько недель остановился у меня. Я узнал, что его жена – дантист, она много зарабатывала. Вероятно, она зарабатывала больше него и, чувствуя собственную независимость, вела себя слишком свободно по отношению к подобающим жене обязательствам.

Он стал ревнивым и начал пить. Боясь совершенно потерять контроль над собой, он вновь начал искать Гурджиева. Но Институт прекратил свое существование и Гурджиев мог лишь изредка с ним встретиться. Он бросил пить примерно на месяц, и к нему вернулась уверенность, он решил полагаться на себя и следовать собственной дорогой.

В таком настроении он вернулся в Польшу. Первые полученные нами письма от него говорили о «торжестве усилий» и прославляли волю. Но последующие письма были менее бодрыми. Пан сошелся со своей женой и его супружеские мучения начались снова. Вскоре, в 1939 году, немцы вторглись в Польшу, и с тех пор у меня не было о нем никаких известий.

Таинственное московское исцеление

Париже около фондовой биржи располагался магазин, специализировавшийся на продаже и ремонте пишущих машинок, а также на печати проспектов, рукописей и других документов. Я написал текст о мистике и однажды отправился туда его напечатать.

Месье П., владелец магазина, любил поболтать. Мы переходили от одной темы к другой, от мистики к духовности, что привело нас к современным идеям, и, наконец, совершенно случайно – к обсуждению Гурджиева. Узнав, что я – один из его учеников, он уже не мог остановиться и не говорить о нем.

Когда я пришел в магазин в следующий раз, он сказал, что его жена захотела встретиться со мной, услышав, что я был одним из учеников Георгия Ивановича. Я охотно согласился, и мы поднялись в их квартиру. Мадам П. долго рассказывала мне о Гурджиеве и его прежней жизни в Москве. Кажется, несколько ее русских друзей-эмигрантов слышали о нем, а некоторые даже знали его в России.

Пока она говорила, меня поразило сколь много людей, знакомых с ним в Москве, не догадывались о его истинных достоинствах, о его духовной стороне. Мадам П. считала его странным, неуловимым человеком, способным, кроме того, гипнотизировать и управлять людьми «даже на расстоянии».

«Все, – говорила она, – знали об определенных способностях этого человека и общеизвестно, что он учил разным штукам». Но ни мадам П., ни ее круг не знали в действительности, о чем же было его учение.

«Удивительно, – сказал я. – Вы говорите, у этого человека, кажется, есть особые способности и необыкновенные знания, и все же ни один из вас не заинтересовался и никто не попытался узнать о его учении!»

«Мне было бы действительно интересно, если бы вы могли мне рассказать, – ответила она, – но пойти к человеку с такой властью над людьми… Представьте, что он может сделать! Возможно, он подчинил бы нас своей воле, и мы действовали бы как большинство его последователей – под его контролем, неспособные действовать свободно. Нет уж, спасибо! Пусть так развлекаются другие».

«Но послушайте! Ведь люди и показали свою свободу, выбрав следовать за ним. Вы думали об этом?»

«Нет, нет, – не слушая, запротестовала она. – Позвольте рассказать вам один случай в Москве. Один из группы Гурджиева заболел и отправился домой, приблизительно за пятьдесят миль от Москвы. Гурджиеву говорили о его состоянии, но он не вмешивался. Вскоре болезнь усилилась, доктора сказали, что конец близок. Хотя больной желал посоветоваться с Гурджиевым, его родственники всегда отказывались. Но ситуация стала безнадежной, и боясь, что его смерть будет на их совести, они наконец попросили помощи Гурджиева.

Гурджиев согласился, сказал им прийти чуть позже в тот же день и взять некое лекарство. Так и поступили, две бутылки с лекарством немедленно отвезли пациенту. Он принял предписанную дозу и, к всеобщему удивлению, в тот же вечер поднялся. Остатки содержимого бутылок отправили на анализ. И что, вы думаете, там нашли? Ничего, кроме дистиллированной воды с небольшим количеством поваренной соли.

Вот видите, даже на расстоянии ему удалось проявить свою способность к внушению! Вот почему, если вы отправляетесь к нему, и он предлагает вам еду, он может заколдовать ее или даже наложить на вас проклятие», – добавила она, подтверждая свою позицию.

Несколько дней спустя, у Гурджиева, я рассказал ему об этой беседе. Он рассмеялся и сказал, что многие люди в Москве, а также в Санкт-Петербурге просили его о помощи, в том числе и медицинской. Когда я упомянул соленую дистиллированную воду в бутылках, он ответил: «Возможности лабораторий по определению растворенных в воде веществ ограничены обнаружением газов, и то, если они специально ищут какой-то из них. Но когда дело доходит до обнаружения особой энергии, – которую можно передавать воде и хранить в ней – химики оказываются в затруднении».

Немного помолчав, он добавил: «Вы знаете, печально, что эти люди совершенно не интересуются действительно важными вещами, и что их внимание так легко отвлекается на вещи, у которых совсем нет никакой значимости. Не показывает ли такая перевернутая с ног на голову ситуация, насколько человек остается ребенком?»

Часть IV

Четыре женщины

София, младшая сестра

София Ивановна – пятый и последний ребенок в семье, с малых лет она чувствовала особую привязанность к своему старшему брату, Георгию Ивановичу, и восхищалась им. Он постоянно удивлял ее, к примеру, владением разнообразными ремеслами. Наблюдая за мастерами своего дела и практикуя то, чему научился, он, в конечном счете, превосходил всех в ловкости и мастерстве. Из-за своей предупредительности, внимательности, поскольку он легко сходился с людьми, мастера его очень любили и с удовольствием делились с ним знаниями и секретами своего ремесла. Поскольку Георгий Иванович интересовался всеми сторонами человеческой жизни, подобным образом он изучил почти все профессии. Еще молодым человеком он изучил вязание, вышивание, изготовление фейерверков, китайских игрушек, винтовок и