Возмездие - Фридрих Незнанский

— Понятно, куда ж от детей денешься? А к себе он тебя не приглашал?

— Ни разу. Хотя живет один. Мне, в принципе, ничего и не надо. Я в него не влюблена. Просто... привыкла, что ли. Ладно, это все ерунда. Главное, что Митька совершенно преобразился. Учится с удовольствием. Рожица такая счастливая! Завтра на Алтай уедут почти на целый месяц. Здорово, правда?

— Это же дорого!

— Да, по три тысячи собирали. Но с меня — пятьсот, ты же слышала. Мы у него относимся к категории льготников.

— Маринка, но это же не просто так!

— Митька не один такой. Еще трое ребят из малообеспеченных семей тоже по сниженным ценам едут.

— Все-таки я не понимаю! Ты такая красивая...

— Ладно, ладно, слышали уже!

— Наверное, он импотент!

— Боже мой, сейчас все лечится, было бы желание.

— Так ты и должна это желание пробудить! Я ж тебе говорила: сделай первый шаг! Обольсти! Ну хоть из спортивного интереса!

— Из спортивного интереса я лучше Туманова обольщу, это не опасно. А учителя, от которого зависит поступление в институт...

— От него зависит поступление?

— Да, так все говорят. Все родители. Шепотом, разумеется. Но в один голос: Юрий Максимович может обеспечить поступление еще до окончаниия школы.

— Это как?

— На факультете, куда будет поступать Митя, система олимпиад. Проводятся эти олимпиады в течение всего учебного года. Письменные работы по математике и физике. Несколько лучших работ принимаются как вступительные экзамены. То есть школьник еще до окончания школы может быть зачислен в институт.

— Ну и при чем здесь школьный учитель?

— Говорят, у него на этом факультете все свои. А результаты олимпиадных работ проверяются только на факультете. Никто их не контролирует. Понятно?

— Поня-ятно.

— Поэтому, знаешь, лучше не делать резких движений. Дружат они с Митькой — и прекрасно! Если бы я в него влюблена была безумно, ну, тогда другое дело. А так... Я что-нибудь не так сделаю, а отыграется он на Митьке.

— Думаешь, он мстителен?

— Откуда мне знать? У меня очень ограниченный опыт общения с мужчинами. Но наши дамы говорят, что все мужчины...

— Животные! Это правда!

— Фу, Наталья! Замужняя женщина! Идеальный муж — и такие слова! Как не стыдно?! Ладно, давай-ка работать!

— А мы что делаем? — наливая вторую чашку кофе, осведомилась Наташа.

Из протокола допроса Серовой И. Ф. (с применением звукозаписи).

Вопрос. Ирина Федоровна, вы работаете?

Ответ. Вообще-то я на пенсии. Но подрабатываю вахтершей. То есть консьержкой по-ихнему.

Вопрос. По какому адресу вы работаете?

Ответ: Улица Таврическая, дом восемь, второй подъезд.

В о п р о с. Вы работали седьмого ноября этого года?

Ответ. Да, работала. Я уже говорила другому следователю.

В о п р о с. А мы еще раз все повторим, не возражаете? Чайку хотите?

Ответ. Нет, спасибочки.

Вопрос. Тогда продолжим...

Турецкий дружелюбно улыбнулся сидящей напротив женщине за шестьдесят с печатью вековых проблем на морщинистом лице. Она сидела на стуле как- то бочком и все время отводила глаза.

— Ирина Федоровна, в какое время вы заступаете на дежурство?

— В девять утра.

— Дежурства суточные?

— Да. До девяти утра следующего дня. Сутки через двое.

— Тяжелая работа? — посочувствовал Турецкий.

— А чего в ней тяжелого? Сиди, смотри. Конечно, весь день сиднем сидеть устаешь, да что ж делать? Деньги нужны.

— Поспать-то ночью удается?

— Нам разрешают! — испугалась Серова.

— И правильно делают! — улыбнулся Саша. — Ночью-то и жильцы в основном спят, верно?

— Да, у нас подъезд спокойный. Вечером собачники с псинами своими погуляют, и после одиннадцати, глядишь, уже тишина. Ну, и приляжешь. Только какой там сон? Топчан узкий, да и холодновато. Так, подремлешь маленько.

— М-да, вот как у нас жизнь несправедливо устроена. Человек всю жизнь отработал... И в преклонном возрасте отдыха себе позволить не может. Вы ведь всю жизнь отработали?

— Да, товарищ следователь. Сорок лет стажа.

— Кем трудились?

— Чертежницей. В конструкторском бюро. Пенсия маленькая. А у дочки двое детишек. Муж, подлец, бросил, другую нашел. Предпринимательшу с рынка. Сам торгашом стал. А ни алиментов, ни другой какой помощи... Детишек жалко, — Серова полезла за платком.

— Ну-ну, не расстраивайтесь. Как это — алиментов не платит? С этим нужно разобраться! Мы этот вопрос решим. Я свяжусь с кем нужно, позвоню вам.

— Правда? Вот спасибочки!

— Пока не за что. Давайте вернемся к седьмому ноября. Вы этот день хорошо помните?

— Так помню... Меня уж допрашивали.

— Я знаю. Но бывает ведь так, что не все сразу вспоминается, верно?

— Бывает, конечно, — женщина опять полезла за платком.

— Вас когда допрашивали?

— Да вот, десятого. Когда приезжали следователи и другие мужчины.

— Вы именно тогда узнали о смерти Новгородского?

— Да. Ужас какой!

— Вас это известие расстроило?

— Конечно! Такого приличного человека... За что? Да к тому же в мое дежурство... — она осеклась, вытерла рот. — Только я следователю всех называла. Кто к кому приходил, в какую квартиру.

— Понимаете, получается, что кто-то все же прошел мимо вас. О ком-то вы забыли. Потому что все, кто были вами названы, они к убийству отношения не имеют. Все, кроме одного: Олега Мостового.

— Как? — всплеснула руками женщина. — Олеж- ка? Этого быть не может! Такой мальчик хороший!

— Получается, что может. Есть ряд серьезных улик, которые против него, понимаете? Если в квартиру Новгородского не входил кто-то, кого вы не заметили, то Олегу светит большой срок, понимаете?

— Гос-с-поди, как же Елизавета Яковлевна? Она ж его обожает. Она же не переживет.