Сердце язычницы - Патриция Мэтьюз

– Мы успели познакомиться... и очень близко.

– О, Дэвид! – огорчилась леди Тревелайн. – По-твоему, это хорошо?

– Хорошо или нет, но так уж случилось.

– Не советую тебе, милый, ставить отца в известность об этом.

– Я и не собираюсь, не волнуйся... во всяком случае, пока. Однако может настать момент, когда придется это сделать.

– Дорогой мой! Только не говори, что намерен жениться на этой девушке! Ох, прости, ради Бога! Я ведь никогда не встречала Лилиа Монрой и незнакома с ней. Однако я много слышала об этой девушке. Она ведь... – Мэри Тревелайн запнулась, и легкий румянец покрыл ее щеки. – Она ведь издалека, не так ли? С островов, где живут язычники?

– Боюсь, что так, мама, – усмехнулся Дэвид.

– Уверена, девушка она в высшей степени достойная, иначе ты, конечно, не влюбился бы в нее. Говорят, она очень красива. Однако нельзя забывать, что она воспитана в далекой стране и принадлежит к иной культуре. Эта девушка – язычница, Дэвид! Твой отец никогда не даст согласия!

– Ни минуты в этом не сомневаюсь. Согласие отца меня ничуть не занимает.

Но, произнеся эти слова, Дэвид понял, что покривил душой. Согласие отца весьма и весьма занимало его, оно было попросту необходимо. Хотя он испытывал отчуждение к этому человеку и мысленно называл его лордом Тревелайном, их связывали семейные узы, и они принадлежали к среде, считающей эти узы священными.

– Боюсь, твое будущее омрачит множество проблем, если ты свяжешь жизнь с этой девушкой. Всем известно, что она полукровка. Конечно, девушка отчасти Монрой, и пока жива леди Анна, на ее происхождение закроют глаза, но общество никогда не примет ее по-настоящему, особенно респектабельные и наиболее знатные семейства. А дети, Дэвид, подумай о них! Ведь и их будут считать полукровками и – презирать!

– Поверь, мама, я не так наивен, чтобы не понимать этого.

– Нет, ты не понимаешь! Думаешь, я пожертвую твоим счастьем в угоду условностям? Нет, дорогой! Твое счастье – это и мое счастье. На ком бы ты ни женился, я буду любить твою избранницу, как родную дочь, никогда и ни в чем не упрекну ее. Но ты не будешь счастлив, твоя страсть сменится горечью и сожалениями. Я думаю не о себе, а о тебе, Дэвид...

– Конечно, мама. – Дэвид поднялся. – Я ценю твою заботу. Пожалуй, мне пора съездить в Лондон навестить Дика.

Мэри Тревелайн улыбнулась:

– А как же бал у леди Анны? До него осталось два дня. Ты и твой друг приглашены, не забывай этого.

– Мы будем там, не волнуйся.

Ричард Берд и Дэвид Тревелайн, такие же пьяные, как несколько недель назад, выписывали кривую по той же самой улице, направляясь к Сочной Джейн и Грудастой Бете. Хотя было уже далеко за полночь, Дик во все горло распевал свое последнее произведение, с которым в этот вечер выступил перед благодарными слушателями в «Лачуге углекопа». Он имел грандиозный успех и без конца повторял, что уж теперь-то обессмертил свое имя. Дэвид тоже не мог пожаловаться на судьбу: еще раньше друзья совершили тур по игорным домам, где он раз за разом выигрывал.

Направляясь в Лондон, Дэвид дал себе слово не думать о Лилиа и весь вечер посвятить развлечениям, еще недавно привычным и желанным. В какой-то мере он преуспел в этом, но все же не вполне. Даже выпив огромное количество спиртного, он видел перед собой неясный облик. Казалось, прекрасный призрак являлся напомнить ему о себе. Вспоминая свои рискованные ставки на зеленом сукне игорных столов, Дэвид невольно подумал, что уж слишком ему везло в карты этим вечером. Возможно, счастье в любви изменило ему.

Внезапно Дик на полуслове оборвал песенку и положил руку на плечо Дэвида.

– Что, дружище, не помогло?

– Это ты о чем?

– Нечего притворяться! Думаешь, Дик Берд слепой? Я то и дело ловил твой меланхолический взгляд – и когда ты пил, и когда метал карты. Твоя постная мина означала, конечно, что ты усердно пытаешься не думать про свою туземную красотку, но ничего не выходит.

Сделав над собой усилие, Дэвид постарался собраться с мыслями. В этот вечер приятели не говорили по душам, и Дик не знал, почему он вдруг оказался в Лондоне после двухнедельного отсутствия. Однако его проницательный друг и без слов угадал многое. Притворяться дальше не имело смысла.

– Ты прав, я пытался не думать о Лилиа, но это попросту невозможно. Я люблю эту девушку, наша идиллия быстро движется к развязке, и можно сказать, я уже стою перед выбором.

– Твоя прекрасная леди стремится к браку?

– Проклятие! Иногда ты просто пугаешь меня! Вот скажи, с чего ты это взял?

– Не вижу в таком простейшем предположении ничего пугающего, дорогой мой Дэвид. Помнишь это: «Но знатная леди и Джуди ОТреди во всем остальном равны»? Женщина есть женщина, дружище, и как бы снисходительно ни относилась она к плотским утехам, рано или поздно ей хочется узаконить их. Ничего не поделаешь, такие настали времена. Родители с детства долдонят дочерям о добродетели, о целомудрии. «И не возляжь ты на ложе с возлюбленным своим, пока не услышишь от него брачного обета. Если же лукавый одолеет тебя, поскорее прикрой грех у алтаря». Ясно? Куда уж тут деваться!

– Не ты ли говорил, что островитянки проще относятся к любви, чем наши благовоспитанные барышни? А теперь получается, что Лилиа так же помешана на браке, как и любая англичанка! По-моему, она упомянула о нем просто к случаю, в шутку.

– Как же ты все-таки неискушен, друг Дэвид. – Дик сочувственно покачал головой. – Не родилась еще на свет женщина, которая бы упомянула о браке просто к случаю, в шутку. Это всегда всерьез, поверь мне, даже если сама она этого не сознает.

– А я говорю, это было мимолетное замечание. Не забывай, ты никогда не встречал Лилиа, а я ее хорошо знаю и люблю, а значит, сердцем чувствую, как обстоит дело. Она из рода алии, вождей, а там, на островах, королевской кровью гордятся еще больше, чем у нас. Лилиа никогда первой не заговорила бы о браке, опасаясь получить отповедь. Она ведь чужая здесь и знает еще далеко не все наши правила и условности. Даю слово, Дик, девушка лишь случайно обмолвилась вследствие недавних событий, о которых слишком долго рассказывать.

– Тогда что же ты так всполошился, дружище? Или ты и сам уже подумывал о женитьбе на ней?

– Подумывал, верно. Впервые за всю мою жизнь, пусть не слишком долгую, мне пришло на ум, что можно и жениться.

– И вся загвоздка состоит в том, что твоя избранница королевских кровей остается для твоих родителей островитянкой, дикаркой и язычницей?

– Хуже, Дик. Она остается таковой даже и для меня самого. Очень жаль, но я ничего не могу с этим поделать. Впрочем, и лучшая сторона моей натуры убеждает меня в том же: если мы свяжем свои жизни и Лилиа придется жить в Англии, это будет не к лучшему... для нее.

– Ну что тут сказать?.. – Дик криво усмехнулся. – Мы, англичане, рабы великого множества условностей, в том числе рабы своего происхождения и воспитания. Даже я, человек свободный душой, как птица, порой ощущаю на своих крыльях какие-то путы. И тогда начинаю сожалеть о том, что делаю, как живу. Полагаю, я был бы более в ладу с самим собой, если бы не отличался от других, ведь англичанину несвойственно быть слишком вольным. К счастью, эти малодушные мысли не часто посещают меня и не отравляют мне существования. Только представь себе Дика Берда добропорядочным и чопорным! Скольких женщин я не уложил бы в постель, сколько бы песенок не написал и не спел, сколько выпивки не согрело бы мою глотку на дружеских пирушках! Стоит только представить себе это, и сомнения как рукой снимает. – Он придвинулся ближе, обдав Дэвида густым запахом бренди. – Что касается тебя, дружище, я уже как-то говорил: бойся чрезмерного любовного жара, он может сжечь дотла. Говорил или нет? А ты не послушался, и дела твои плохи. Мужайся, мой друг, я не покину тебя в беде!