Живи и ошибайся 2 - Дмитрий Соловей

Через неделю должны состояться ещё одни бега на Донском поле, но я не рекомендовал в них участвовать. Хлопотное это дело — праздную публику развлекать. У нас там профессора, не охваченные вниманием. Павлов Крендовского забрал к себе погостить, но меня директор земельной школы несильно интересовал. Нам бы с кем из химиков повидаться.

По слухам, в Казанском университете сильные специалисты в этой области. Но мы-то в Москве, где работало много иностранных преподавателей, придерживающихся старых представлений.

Из имеющейся информации я знал, что собственная школа химиков России появится лишь в 1841 году. Будущий ректор Императорского Санкт-Петербургского университета Александр Воскресенский пока даже степень доктора не получил. Это его учеником будет Менделеев, славу которого я собирался украсть, успокаивая свою совесть тем, что делается это во благо науки и России.

— Отправишь экземпляры таблицы в Казанский университет, — послушал мои сетования дед. — Там сейчас весь цвет русской науки собрался: Лобачевский, Зинин и прочие.

В том, что периодическая система вызовет шквал споров и возмущений, я был уверен на сто процентов. По этой причине к таблице прилагался небольшой учебник с кратким описанием солей, щелочей, кислот, с формулами и пояснения взаимодействия.

На момент создания Менделеевым таблицы было открыто шестьдесят три элемента. Сейчас их меньше. Мне пришлось тщательно проверять каждый. И не это главная проблема. Как объяснить химикам девятнадцатого века сам принцип? Реакции с первым элементом — водородом — описывали многие учёные, но никто из них не упоминал об одноатомности. Не приняты такие понятия, как молекула и атом.

— Делай вид, что оперируешь давно известными понятиями, — отнёсся легко к проблеме Лёшка. — И сразу сбегаем, как обычно, домой, чтобы не догнали.

— Было бы от кого сбегать, — вздохнул я. — Как-то мы не подумали о летних отпусках.

— Напечатаем несколько статей в журналах, чтобы уж точно в Петербурге заинтересовались. Кстати, Андрей Игоревич тебе говорил, что он задержится в Москве? Будет делать где-то в мастерских паровую машину для парохода. Отец Нестор спонсирует.

— Не мои проблемы, как он потом домой поедет, — отметил я. — Меня будущий пароход мало волнует. Я уже понял, что зимой пусть и холодно, но двигаться проще.

— Пароход — это технический прогресс, — попенял Лёшка. — Но нас это действительно не должно волновать. Меня больше интересует — успели нам чугунные унитазы с Урала привезти или снова половина заказа брак с трещинами?

— И гостиницы, — в очередной раз вздохнул я, прикидывая, сколько нас ждёт дел.

С другой стороны, скучать не приходится.

В последних числах августа мы собрались в обратную дорогу. Количество лошадей к этому времени ещё сократилось. Куроедов Ласточку продал. У нас в обозе ни товаров, ни вещей особых не было. Чем-нибудь закупимся по пути, тащить из Москвы смысла не было. И вопрос даже не в том, что дороже (денег хватало), а в том, что возиться с этим всем не хотелось. Без тяжёлых тюков двигаться по дорогам получалось быстрее.

Дед всё же поехал с нами. Изначально хотел заказать паровую машину улучшенных качеств. Когда вник в ситуацию, то понял, что ехать нужно или к немцам, или в Англию. А зачем давать новые технологии иностранцам? Лучше уж развивать свои на Урале.

Отцу Нестору было без разницы, что там за паровая машина. Он мало что понял. Его попросили, он озвучил желание получить пароход. Не хватит средств — найдёт у кого отжать. Помощников у старца Самарского предостаточно. От четырёх крепких и внушительных священников так и не удалось избавиться. Эта охрана вознамеревалась не только сопровождать батюшку, но и жить на моих землях.

Предположу, что уговоры имели место быть. Наверняка отцу Нестору предлагали более удобные места в Москве или Петербурге. Но со смиренным выражением лица батюшка раз за разом повторял, что он привык жить без изысков. К тому же без его пригляда и травок для лечения не соберут, и вообще ему на природе легче думается. Ну-ну. Я прямо верю, что они, пророки, такие, стремящиеся быть поближе к природе.

Хотя не поверить отцу Нестору было сложно. Его серенькая дерюжка так и намекала на скудность потребностей. Крест серебряный и тот висел не на цепочке, а на пеньковой верёвке. От разнаряженных московских священнослужителей наш батюшка разительно отличался. Именно это способствовало тому, что за ним с фанатичным выражением глаз шёл православный люд.

И я совсем не приукрашиваю. Проводы старца Самарского вылились в нечто неслыханное. Представители правопорядка пытались как-то оградить нас и дать возможность уехать из Москвы. Куда там! Не поверите, натуральная толпа ползла на коленях за каретой! Таких лиц и таких глаз я в жизни не видел! Фанатизм и безмерная вера — это если в двух словах.

Особенно один мне мужик запомнился. На голове колтун из давно не чёсанных волос, борода вся растрёпанная, за ней и лица не видно. Только голубые глаза, выражающие полный восторг. За колесо кареты уцепился и всё взывал к «святому». Пришлось безжалостно отрывать его от колеса. Думал, что не уедем, поскольку на место одного трое других вцепились.

— Фёдор я, Фёдор! Помолись за меня, старец! — кричал тот кудлатый, когда его оттаскивали за ноги от кареты.

Отец Нестор правильно оценил ситуацию, вышел из экипажа и обратился к этим фанатикам. Потратил несколько минут, чтобы объяснить, как его присутствие нужно в других местах.

— Здесь я вам, братие, и доведу, как должно добрым христианам понимать слово божие... От щедрот ваших накормят алчущих, напоят жаждущих, оденут нагих, согреют охладевших и честно погребут усопших. Я понесу благодать божию православному люду.

— «Я улетаю, но обещаю вернуться», — пробурчал Лёшка, наблюдая за сценой прощания.

Батюшка цепляющихся за колёса уговорил их отпустить, и мы наконец тронулись, но народ так и бежал следом. Отстали где-то версты через четыре. Дед специально велел возницам ускориться. Тяжеловозы помчали наш обоз на пределе возможностей. Повезло, что встречного каравана не оказалось, а одиночные телеги успевали свернуть с пути, пропуская нас.

Наверное, это хорошо, что отец Нестор ни в какую не соглашался на посещение столицы и не задержался в Москве. Не всякому правителю понравится такое поклонение пророку. Да и священники, по идее, не должны быть особо счастливы. И главное, что противопоставить ничего не могли. Про лягушек в Лондоне информации ещё не было (далеко, новости медленно доходят), но я уже представляю, что случится, когда это подтвердится. Попробуй докажи, что это не старец наслал дождь из лягушек, а только предвидел сей катаклизм.

— Про смерть султана в следующем году расскажи батюшке, про денежную реформу тоже не особый секрет, а всё остальное побоку, — прикидывал друг следующие «пророчества».

— Фредерик VI умрёт 3 декабря 1839 года, — напомнил я о короле Дании. — Я это уже озвучивал.