Лебединый трон - Кэтрин Корр

– Телескоп.

– Телескоп. А вы знаете, что это такое? – Он показывает на деревянный прут.

– Это палка. Пожалуйста, покиньте мою комнату.

– Нет. Это жезл… – Он рыгает. – Поправка. Для бескрылых слуг. И непослушных жен.

Я помню его решительное желание мучить людей в Дофлере и его мертвых жен, а еще намеки Арона, и ужасное подозрение закрадывается в мой разум. Я отступаю от него.

– Я не ваша жена и никогда ею не буду. Вы чудовище. А теперь убирайтесь.

Но он не двигается. Вместо этого он поднимает жезл и швыряет телескоп, подставку и все остальное на пол. Стекло разбивается и разлетается по полу.

– Что вы наделали? Это был телескоп моей матери, вы…

Патрус снова поднимает жезл.

– Мой телескоп. Точно так же, как и вы моя, и Атратис – мой. А теперь меняйте облик. Мы улетаем… – Он делает паузу, качая головой. – Мы улетим отсюда. Женимся завтра в моем замке.

Он даже пьянее, чем я думала, если верит, что может заставить меня превратиться. Я бросаю взгляд на колокольчик, висящий на другом конце комнаты, и на раскачивающуюся фигуру Патруса. Конечно, конечно, я должна успеть туда раньше его…

Я выскакиваю из-за стола и бросаюсь вперед.

Боль вспыхивает одновременно в плечах и руках, когда он ударом выбивает из моей груди дыхание, сбивая меня на землю, прямо на разбитое стекло. Рука Патруса поднимается для нового удара, поэтому я изо всех сил пинаю его в пах, из-за чего он с ревом роняет жезл. Но когда я пытаюсь встать снова, он хватает меня, толкает на колени, снова хватает, и я чувствую, как его ногти царапают мою кожу, когда задняя часть моего платья задирается. Передо мной стол, на нем лежат пряжа и спицы Летии. Я оглядываюсь и вижу, как Патрус снова тянется к палке, поэтому бросаюсь к вязальным спицам, хватаю их, размахиваюсь так сильно, как только могу, мой противник даже спотыкается…

Патрус кричит и падает. Дверь в мою комнату распахивается.

– Адерин! – Люсьен подбегает к звонку и резко дергает его. Затем он оказывается рядом со мной, кладет руки мне на плечи. – Адерин, посмотрите на меня. Вы ранены?

Я не могу сдержать рыданий.

– Адерин… Я здесь, – он обнимает меня и крепко прижимает к себе, пока мой плач не стихает. – Вы в безопасности. Просто скажите мне, что случилось.

– Он разбил мой телескоп, хотел, чтобы я улетела с ним, и ударил меня… Я… – Я провожу рукой по щекам. – Я не знала, что еще делать. – Патрус лежит на боку, корчится и стонет, схватившись за лицо. – Он умирает? Почему здесь так холодно?

– У вас шок, – Люсьен стаскивает покрывало с ближайшего дивана и накидывает мне на плечи.

В дверях появляется Летия и ахает.

– О, Адерин…

– Летия, – приказывает Люсьен, – найди гостевого хозяина. Скажи ему, что произошел несчастный случай и что нам нужны стражники и лекарь.

Она убегает, а мне ничего не остается, как ждать; мои руки и ноги дрожат так сильно, что я не могу пошевелиться, даже если захочу. Люсьен остается рядом со мной на полу, даже когда Летия возвращается с гостевым мастером, лекарем и тремя темными стражниками. Доктор осматривает Патруса, а затем он и гостевой мастер подходят к нам.

– Ну что? – спрашивает Люсьен.

– Глаз поврежден без возможности восстановления и должен быть удален, чтобы избежать инфекции. Однако я верю, что Его Светлость полностью выздоровеет.

– К счастью для него, – Люсьен подзывает гостевого мастера. – Уведите его отсюда. И если члены Собрания не будут проинформированы об этом нападении на Атратис к тому времени, как я покину эту комнату, я буду считать вас лично ответственным.

– Конечно, милорд. Могу ли я сказать, что глубоко потрясен тем, что такое событие могло…

– Уйдите, – я говорю негромко, но гостевой мастер вскакивает, кланяется и почти бежит, чтобы поторопить стражников, уносящих Патруса из комнаты.

– Ваша Светлость… – Лекарь стоит передо мной на коленях. – Могу я осмотреть вас? Если есть какие-то спорные моменты по поводу событий этого вечера…

– Какие тут могут быть спорные моменты? – Люсьен обнимает меня за плечи. – Он был в ее комнате.

– Люсьен… Я не возражаю.

Он хмуро смотрит на лекаря, но ничего не говорит, помогая мне забраться на диван.

– Теперь я вижу, что у вас порезы на руках. Боюсь, мне придется убрать этот осколок… – Я крепко зажмуриваюсь и стискиваю зубы, пока лекарь выковыривает осколки пинцетом. Боль, кажется, длится вечно, но Люсьен продолжает держать меня, и, наконец, она заканчивается. Доктор прикладывает что-то прохладное и успокаивающее, перевязывает мои ладони.

– Вот и все, Ваша Светлость. Есть ли другие травмы?

– Мое плечо. Он ударил меня вот этим, – я киваю в сторону палки, все еще лежащей на ковре.

– Если вы только снимете одеяло…

Я колеблюсь, глядя на Люсьена.

– Адерин? В чем дело?

– У меня вся спина в шрамах. Я не люблю, когда на нее смотрят.

– Здесь только я и лекарь. Может, все не так уж и страшно.

Волна усталости накатывает на меня, и я зеваю; я просто слишком устала, чтобы спорить. Откинув одеяло с плеч, я отбрасываю волосы вперед.

– О, – лекарь, кажется, шокирован. – Мне очень жаль, Ваша Светлость, – он прочищает горло. – Но, к счастью, свежие раны только поверхностные. Они должны быстро зажить, даже поверх шрамов. Я их почищу, а потом смешаю мазь, которую нужно наносить два раза в день.

– Я могу это сделать, – предлагает Летия. Лекарь отводит ее в сторону, тихим голосом давая указания, и Люсьен снова накрывает мои плечи одеялом. Он садится рядом со мной на диван.

– Почему вы никогда не говорили мне об этом?

– Вы знали, что на меня напали, когда убили мою мать.

– Да, но я думал, что вы отделались несколькими царапинами. Я не знал, как сильно они вас ранили. Они все еще болят?

– Иногда. Если кожа становится слишком сухой. Сначала боль была сродни агонии, особенно когда я пыталась трансформироваться, но теперь… – Я замолкаю, прежде чем случайно упомяну о зелье, которое дал мне Зигфрид. – Шрамы, что ниже, получены от когтей. Те, что наверху, – от клюва. Один из ястребов схватил меня и пытался… пытался… – не знаю, почему я не могу произнести эти слова вслух; когда я закрываю глаза, то все еще чувствую, как когти пронзают мою поясницу, а клюв отрывает полоски плоти с моих плеч. – Мне действительно повезло. Мне могли сломать позвоночник.

Я поднимаю глаза и вижу, что Люсьен смотрит на меня потрясенно. Я вдруг вспоминаю, как отец стоял у моей постели и смотрел на меня, когда я приходила в себя после приступа, его лицо было искажено страданием и горем. В течение нескольких недель он был до того напуган, что боялся прикоснуться ко мне, на случай, если это каким-то образом усугубит боль.