Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

– Pardon, mousieur![6]— воскликнул растерянный герой Франции, от неожиданности переходя на свой родной язык. — Je regrette …[7]то есть, это моя вина. Это я должен перед вами извиниться.

— Оо!

При звуках французской речи глаза незнакомца широко распахнулись, но быстро сузились снова, как будто он только что узнал нечто, но пытается это скрыть.

– Pardon , мы знакомы, мсье?

— Не думаю, — ответил пожилой человек в чудной белой кепочке. — Но слухами земля полнится. Великий герой Франции среди нас.

— Глупости. Война совпала с моей молодостью и горячностью, вот и все. Позвольте представиться. Жан-Пьер Фонтейн.

— Меня зовут… Патрик, Брендан Патрик…

— Приятно было познакомится, мсье.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Чудесная природа, не правда ли?

— Красотища.

И снова Фонтейну показалось, что незнакомец изучает его, но как-то странно, стараясь не встречаться с ним глазами.

— Ну, мне нужно идти, — начал прощаться старичок в новеньких белых туфлях. — Врачи, знаете ли, рекомендуют гулять перед сном.

— Moi aussi,[8]— Жан-Пьер преднамеренно перешел на французский, и похоже было, что его новый знакомый понимает его. — Toujours le medecin a notre age, n'est-ce pas?[9]

— Совершенно верно, — согласился старичок, кивнул и приветливо помахав рукой, отправился дальше, смешно семеня тоненькими ножками в широких шортах. Фонтейн смотрел ему вслед, не сходя с места, и то, что, он знал, должно было произойти, произошло. Старичок остановился и медленно обернулся. С расстояния пять метров их взгляды встретились, и Жану-Пьеру этого было достаточно. Он улыбнулся в ответ и направился по дорожке в сторону своего коттеджа.

Еще один знак, и на сей раз еще более серьезный, чем первый. Три вещи были совершенно очевидны: первое — старичок в смешной кепочке понимал по-французски, второе — он знал, что «Жан-Пьер Фонтейн» на самом деле не тот, за кого он себя выдает, и он не случайно оказался здесь, и третье… в его глазах был след Шакала. Mon Dieu ,[10]как это похоже на монсеньера! Продумав и исполнив убийство и убедившись, что жертва мертва, он обычно убирал всех свидетелей, которые могли привести к нему или даже намекнуть на его участие. И для этого он тоже использовал свою частную армию стариков. То, что, по словам служанки, он мог остаться в этом земном раю вплоть до последнего вздоха своей жены, еще ничего не означало. На самом деле щедрость Шакала никогда не заходила так далеко, и смерть его эмиссара и его жены последуют вскоре после гибели женщины и детей.

В кабинете Джона Сен-Жака раздался телефонный звонок. Он снял трубку.

— Да?

— Они встретились, сэр, — возбужденно воскликнул управляющий.

— Кто он?

— Великий Воин и его достопочтенный родственник из Америки, из Бостона. Я бы позвонил вам раньше, но…

— О чем ты говоришь?

— Несколько минут назад, сэр, я их видел из окна. Они беседовали на дорожке. Мой уважаемый дядя, помощник губернатора, был совершенно прав!

— Просто отлично!

— У губернатора оценят наши усилия, и, может быть, даже поблагодарят нас, и тем более моего проницательнейшего дядюшку.

— Ну слава Богу. Никто в накладе не останется, — с облегчением сказал Сен-Жак. — Надеюсь, что теперь мы можем предоставить их самим себе, не так ли?

— Не знаю, сэр… Прямо сейчас, когда мы с вами разговариваем, к конторе приближается судья. Он очень спешит. Уверен, он собирается войти.

— Надеюсь, бить тебя он не будет. Наверно он просто хочет поблагодарить нас. Помоги ему всем, чем сможешь. Со стороны Бас-Тер идет шторм, и нам может понадобится помощь губернаторства, если телефонная связь опять прервется.

— Я сам лично исполню все его пожелания, сэр.

— Но не переусердствуй. Зубы чистить ему необязательно.

Брендан Префонтейн как вихрь ворвался в круговую галерею центрального здания со сплошной наружной стеклянной стеной. За несколько минут до этого, дождавшись, когда француз скроется в своем коттедже, судья бросился назад прямо к главному зданию гостиницы. Во все времена ему всегда лучше всего думалось на ходу, и чем быстрее он двигался, тем лучше. Самые мудрые решения и объяснения связей явных и неявных событий приходили к нему на бегу. Только что он совершил одну глупейшую, но неизбежную ошибку. Неизбежную, потому что он не был готов к тому, что у стойки регистрации «Транквилити Инн», потребуется назвать имя и остальные личные данные, и поэтому не придумал ничего заранее. А глупую, потому что он только что, рекомендуясь герою Франции, назвал себя не своим привычным именем… Хотя, возможно, это было не так уж и глупо. Созвучность фамилий его и француза могла привести к нежелательным осложнениям, если бы после этого речь зашла бы о цели его визита на Монтсеррат. А цель его сводилась к элементарному вымогательству, так как он хотел узнать, что именно так перепугало Рэндольфа Гейтса настолько, что он нашел в себе силы расстаться с пятнадцатью тысячами долларов, и затем использовать это в дальнейшем, чтобы заполучить еще больше. Нет, его поступок никак нельзя было назвать глупым. Однако следовало принять кое-какие меры предосторожности. Он стремительно пронесся к стойке, из-за которой ему приветливо улыбался высокий, стройный чернокожий клерк.

— Добрый вечер, сэр, — с готовностью воскликнул услужливый негр, обратив внимание на то, что судья начал оглядываться по сторонам и испытал видимое облегчение, заметив что в холле нет никого из постояльцев.

— Я попросил бы вас говорить чуточку потише, молодой человек.

— Я буду говорить шепотом, — сказал клерк почти беззвучно.

— Что вы сказали?

— Чем я могу помочь вам? — спокойным тоном осведомился негр.

— Не будем повышать голоса, хорошо?

— Конечно. Для меня это большая честь…

— Действительно?

— Определенно так, сэр.

— Ну что же, прекрасно, — сказал Префонтейн. — Могу я попросить вас об одном одолжении?..

— Все, что угодно!

— Тише!

— Разумеется.

— Как и многие другие люди преклонного возраста, я часто забываю некоторые вещи, вам понятно?

— Люди с вашим умом и мудростью время от времени могут позволить себе это…

— Что?.. Ну ладно. Я путешествую инкогнито, вы понимаете, что я имею в виду?

— Несомненно, сэр.

— Я записался у вас под фамилией Префонтейн…