Трилунье. Острова Луны - Алла Вологжанина

Крошечная, узкая, как пенал, комната продувалась насквозь. И ветер, который казался теплым пару часов назад, сейчас не радовал температурой.

Из всех постельных принадлежностей на кровати был только шерстяной матрас. И все. То, что пару часов назад показалось рыдающей девчонке подушкой, на деле было сбившимся в комок содержимым матраса. Попытка вытащить фей ни к чему не привела. Карина не удивилась – раз уж мама наняла фей, то она, скорее всего, могла без проблем запретить им контакты с дочкой на какое-то время, а то и навсегда. Куртка была теплой, но все же размерами не могла тягаться с одеялом. Короче, спать невозможно.

Превратиться в волка оказалось выходом. Минут на десять. Незнакомые звуки, доносящиеся снаружи, так нервировали чуткую волчицу (кстати, она и не подозревала об этой гипертрофированной чуткости!), что опять – никакого сна, одно мучение. Да еще непривычно малое количество запахов, мертвая неподвижность каменной долины за окном… В общем, провертевшись так с полчаса, Карина обернулась человеком и пошлепала в соседнюю спальню.

– Мить, а Мить, ты спишь? – И сама удивилась, как бледно прозвучал ее голос.

– Теперь уже нет, – спокойно и чуточку сонно отозвался друг.

– Как ты тут спать умудряешься? Я не могу, только извертелась вся…

Митька пошевелился, и его стало более-менее видно. Он потянулся, поднял что-то с пола. Футболку? Что? Он в этом холодильнике умудрился э-э-э… топлес спать?! Срочно надо пару уроков взять. Тьфу, какая же отборная чушь в голову лезет.

– Дисциплина и физподготовка. – проворчал Митька. – Что-то раньше тебя закалка не подводила. Волком спать пробовала?

– Пробовала… – Какое-то блеяние жалкой шуганой овцы. Даже перед Митькой стыдно так лицо терять. Разнюнилась, понимаешь ли, от ночевки в походных условиях, серый волк, дикий зверь… – Пробовала, только вообще спятить можно. Как в космос выкинули – ни запахов толком, ни звуков. Метаться и выть хочется.

– Это ты взрослеешь. – В темноте их голоса звучали совсем не так, как при свете дня, да еще мальчишка почему-то говорил сквозь стиснутые зубы. Получалось это немного злобно, что ли. – Еще не совсем выросла, как и я, собственно, но шаг в нужную сторону сделан. Поздравляю.

– Мить, ты на меня сердишься за что-то?

– Ну… раньше ты не борзела настолько, чтобы завалиться ко мне в спальню среди ночи. Друзья детства, все дела, ага. Но я, если ты вдруг не заметила, парень, да и личное пространство хотя бы немного уважать надо.

Вот так. Карина мысленно влепила себе оплеуху. Могла бы и сама подумать, что этот ее поступок, как минимум, неловкий. А как максимум – лучше даже не думать. Или лучше все-таки думать?

Митька снова завозился на кровати. Уселся, подтянул верх комбинезона – оказывается, спал, скинув верх до талии, как будто рубаху снял. Спасибо, друг, что не штаны, а то вообще непонятно, как потом в глаза смотрела бы. Но, как бы то ни было, он натянул на себя верх своей одежки. И смягчился.

– Ну, фиг с тобой, прыгай сюда.

– Что? Прямо на кровать, что ли?

Дура включилась так легко и естественно, что Карина засомневалась: может, она и не выключалась вовсе?

Митька шумно выдохнул и даже головой покачал – сейчас, когда он сидел, его светлая, почти белая шевелюра прекрасно виднелась на фоне темной ночи.

– «Прямо» это будет в окно. На кровать бери чуть левее, – то ли сердито, то ли со смешком сказал он. – Ну, чего стоишь, как будто уже насмерть замерзла? Погреться же пришла.

Как легко и просто было прыгать Митьке на руки при встрече, забираться по нему, как по дереву, обнимать его, виснуть на нем. И как сложно почему-то оказалось подойти и улечься рядом на жесткий, хотя, честно говоря, не такой комкастый, как в ее комнате, матрас. Митька снова завозился.

– Я болван, но это я просто спросонок, – сообщил он и снова стащил с себя верхнюю часть комбинезона, – и ты тоже давай.

– Зачем еще? – с недосыпа или еще с чего-то, но смысл этого сакрального ритуала до нее не дошел.

– Затем, что во сне температура тела понижается, – терпеливо, но все же сердито пояснил Митька, – проснемся замерзшие, вот сто процентов гарантии. Надо будет быстренько размяться и надеть на себя что-то теплое. Чтобы размяться, хватит потянуться и руками пару раз махнуть. А где теплое возьмешь?

– Продолжай, продолжай, я пока не очень понимаю.

– Ты одежду собой нагреешь. Тридцать шесть и шесть, как ни крути. Будешь спать в комбезе – не почувствуешь этого, потому что воздух остудит ткань. А между тобой и матрасом одежда останется теплой.

– Ох, поняла. Тепловая система, урок физики. Я в самом деле туплю.

Карина поступила как Митька, благо футболка под комбезом у нее тоже присутствовала.

Разговоры о практическом выживании немного разрядили обстановку Поэтому когда Митька подгреб Карину к себе, как плюшевого мишку ей сразу стало уютно. Прямо как в стае гончих, когда даже вздремнуть удалось.

– Голову на меня, только чтобы волосы в нос не лезли, – буркнул друг.

– А ты чего опять злой? Сам же позвал в это свое личное пространство.

Она помотала головой, устраиваясь поудобнее. Лежать на Митьке оказалось лучше, чем на иной подушке. И удобнее, чем было, когда они мчались по тропе вместе с гончими. Очень уж ловко сочетались пластины мышц на его груди и впадинки между ними. Как будто специально под ее виски-затылок подгоняли. Кстати, ничего себе он раскачался в последнее время. Хотя чему удивляться? До всей этой свистопляски у него тренировок пять в неделю было, вот и нарастил панцирь. Карина осторожно извернулась и потыкала пальцем в грудь парня. А приятно… и пристроила было ладонь, собралась щекой улечься.

– Так, вот этого не надо, – Митька даже не бурчал, а тихонько рычал, – давай-ка без рук. А то вылетишь из моего личного пространства в свое, как миленькая.

– Мить, я… – Ее рука уже против воли погладила парня, просто чтобы пригасить эту злость. Но не помогло, даже наоборот. Митьку рвануло.

– Карин, думаешь, я не вижу? Как ты ко мне то жмешься, прямо под кожу лезешь, то отскакиваешь на три метра, а глаза при этом испуганные? Ты ведь толком не понимаешь, что это, а поговорить тебе не с кем. Это, балда ты моя инфантильная, называется «физиология», если чуть поточнее, то «влечение». Слово такое красивое, а внутри от него стыдно, да? И еще страшно, потому что это же неправильно-неправильно. Как будто кто-то проверяет, соответствуют наши чувства образцам или нет. Прикинь, между друзьями такое тоже происходит и гораздо чаще, чем ты представить можешь. Только ты сейчас еще Шепота с его полоумными выходками не пережила, не переревела. Поди, зарекаешься вообще на парней смотреть. А тут я! А мне… А я еще в лесу тебя поцеловать хотел, когда октокоптер и тропа, помнишь? И, клянусь, тебе бы понравилось. Да и сейчас тоже. Но. Я. Тебе. Не. Аспирин. Нефиг мной сопли-болячки после Шепота залечивать. Поэтому я сейчас в волка превращусь, а ты не вздумай! Ложись мне под бок и спи. А утром… забудем этот разговор навсегда, поняла?