Мадонна Семи Холмов - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но стоит ли по этому поводу беспокоиться?
Французы уже выступили, армия у них сильная, а, как все кругом знали, одной из их целей было низложение Александра. Стоит ли волноваться о том, что Александр успеет узнать, а что – не успеет?
– Клянусь всеми святыми, я получу то, что мне принадлежит! – шипел Орсино.
Он послал за одним из своих капитанов и объявил:
– Тебе придется вести войска в Умбрию. У меня здесь есть еще кое-какие дела.
Капитан поклонился, но Орсино видел в его глазах невысказанный вопрос.
– Я плохо себя чувствую, – пояснил Орсино. – Похоже, у меня начинается лихорадка. Так что я немного задержусь.
И он усмехнулся. Первый шаг сделан.
Похоже, святой отец лишится любовницы, а он, Орсино Орсини приобретет жену.
Солдаты его покинули замок, а он отправился в Каподимонте. И Джулия, и Адриана были немало удивлены его появлением.
– Что это значит? – воскликнула Адриана. – Разве ты не отбыл со своими людьми в лагерь?
– Мне никто не указ – я нахожусь там, где считаю нужным быть.
– Но мы полагали, что ты должен подчиняться приказам! – заметила Джулия.
Орсино внимательно ее разглядывал. Да, похоже, итальянцы справедливо прозвали ее La Bella. Орсино вдруг с болью представил себе, как ласкает его жену Александр, признанный знаток любовных забав, – и в нем вспыхнуло яростное желание.
– Настало время мне самому решать, что нужно в этой жизни мне, – ответил он.
– Но… – попыталась было возразить Джулия.
– …И тебе, – завершил фразу Орсино.
– Вот уж глупость! – фыркнула Джулия и в беспокойстве оглянулась на свекровь. Но Адриана хранила молчание. Адриана не верила, что Милан сможет выдержать натиск французов, значит, вскорости захватчики будут в Риме. И тогда дни Папы Александра сочтены. Женщина столь мудрая, как Адриана, не станет хранить верность тому, чье падение неминуемо. А кто бы ни захватил Италию, такие могущественные семьи, как Орсини и Колонна, непременно выживут, и ее Орсино, хоть и косоглазый заика, все равно останется Орсини. Ему следует проявить чуть побольше твердости, и тогда его физические недостатки будут забыты.
Так что после недолгого молчания Адриана пожала плечами:
– В конце концов он все-таки твой муж, – и вышла из комнаты.
Они остались вдвоем.
Пораженная Джулия разглядывала Орсино.
– Орсино, не делай глупостей, – наконец сказала она. Он схватил ее за руку.
– Ты прекрасно знаешь, что Папа запретил тебе ко мне приближаться! – воскликнула Джулия.
Он расхохотался, взял ее за плечи и грубо встряхнул.
– А разве ты не знаешь, что это мне принадлежит право запрещать Папе приближаться к тебе?
– Орсино!
– La Bella! – обратился он к ней. – Ты принесла своей семье многие блага и выполнила все ее пожелания, – взгляд его остановился на стройной белой шее, на которой сверкало бриллиантовое ожерелье, подарок любовника. Орсино схватил ожерелье, замочек раскрылся, и Орсино не глядя швырнул его в сторону. В этот момент Орсино почувствовал тепло ее тела и решился. Промедление невозможно, он получит свое и сейчас же.
– Только дотронься до меня! – закричала Джулия. – И ты за это ответишь!
– Ни перед кем я отвечать не собираюсь! Я напомню тебе то, что ты, вероятно, забыла! Ты – моя жена!
– Подумай хорошенько, Орсино!
– Сейчас не время для размышлений.
Она уперлась руками ему в грудь, прекрасные глаза ее молили о пощаде, золотистые волосы выбились из-под сетки.
– Сейчас! – кричал он. – Именно сейчас!
– Нет! – умоляла она. – Нет, Орсино… Я не люблю тебя… Пусти меня. В такое время! Мой брат при смерти… и… и…
– Почему не сейчас, не сегодня? Я и так столько упустил, но больше я не позволю дурачить меня. Те времена прошли. Окончательно.
Она задыхалась, она была полна решимости, она боролась отчаянно. Но и он был решителен, к тому же из них двоих он был сильнее.
И она вынуждена была покориться.
Анджело отошел в мир иной. Напоследок он обнял сестру и снова напомнил ей, что она должна благодарить Святую Деву – ведь именно Мадонна даровала Джулии такую красоту, что Джулия смогла заложить основу семейного благосостояния.
Анджело не знал о том, что происходило за стенами дворца. Анджело не знал и о том, что происходило внутри этих стен. А Джулия понимала, что ей уже никогда от Орсино не отделаться: он настаивал на своих правах и не принимал никаких возражений.
Сама же она была женщиной чувственной, и потому находила даже какое-то удовольствие в любовных битвах с Орсино.
Александр, конечно, ужасно разгневается, но она-то что может поделать? Здесь, в Каподимонте, она была узницей, а тюремщик – ее собственный супруг, которого столько лет держали в отдалении. Александр был искусным любовником, Орсино – неучем в науке любви, но для разнообразия это даже интересно! Ее чувственность возбуждала такая ситуация: ее насиловали, но на вполне законных основаниях!
Жалко только, что с ней нет Лукреции, – вот уж здорово было бы поделиться с ней таким опытом!
Что же касается семейства Орсини, то оно, что вполне естественно, поддерживало притязания своего родича. Все права принадлежат Орсино, и он должен ими пользоваться. Любовник? Они смеялись над стариком, чье падение неизбежно. Теперь они могли себе это позволить.
Адриана также переменилась.
– Я обязана поддерживать сына, – объявила она. – Его требования совершенно естественны и законны: жена должна жить с ним.
Новость в конце концов достигла ушей Александра.
Никто и никогда еще не видел его в такой ярости. Он бегал по своим апартаментам и сыпал проклятиями и угрозами. Он не оставит Джулию в лапах этого невежи, этого косоглазого кретина! Ее следует вернуть в Рим, и немедленно!
Кто вообще позволил ей покинуть Пезаро? Куда смотрела дочь? Неужто она тоже участвовала в заговоре, в заговоре против него, Папы Римского?
Он написал Лукреции. Уже и то плохо, писал он, что она позабыла о дочернем долге и любви к отцу и не выказывала никакого желания к нему вернуться, но то, что она презрела его распоряжения – это вообще выходит за все рамки. Он весьма разочарован в той, кого любил больше всех на свете. Она предала его, она неверна ему, что видно по письмам, которые она писала своему брату Чезаре, – разве любовь, выраженная в этих письмах, могла сравниться с любовью, которую она выражала в письмах к отцу?
Прочтя это послание, Лукреция впала в тоску и горе.