Мадонна Семи Холмов - Виктория Холт

– Я слышала крики. Сядь, прошу тебя. Я промою рану. Она хлопнула в ладоши, сбежались рабы.

– Принесите чашу с водой и мягкую ткань, – приказала она, – но никому ничего не рассказывайте.

Джулия пристально смотрела на Лукрецию.

– Они называли меня всякими гадкими словами, – пожаловалась она, – и упоминали Его Святейшество.

– Они?.. Да как они посмели!

– Посмели, Лукреция. Значит, в городе происходит нечто, что мы не знаем, не понимаем.

– Ты считаешь, они хотят лишить его престола?

– Он этого никогда не допустит. Рабыня принесла воду. Джулия сказала:

– Я вышла на балкон, споткнулась и ударилась. Рабыня молча поклонилась и вышла – по всему было видно, что она не поверила этому объяснению.

Они знают, в чем дело, подумала Лукреция. Они знают больше, чем дозволено знать нам.

Удержать втайне новость – что любовницу Папы закидали камнями на балконе дворца его дочери – не удалось. Когда весть об этом дошла до Александра, он поспешил к ним.

Несмотря на грозившую ему самому опасность, Александр больше всего беспокоился о благополучии своей возлюбленной и своей дочери.

Он нежно обнял их, и на лицо его легла тень.

– Дорогая, покажи мне рану! Мы должны удостовериться в том, что нет нагноения. Святая Матерь Божья, да ведь они могли выбить тебе глаз! Но святые берегут тебя, моя драгоценная, и рана, кажется, не очень серьезная. Ах, Лукреция, доченька моя, а ты не пострадала? Дева Мария, благодарю тебя!

Он крепко прижал их к себе, будто боялся хоть на миг их отпустить. Лукреция взглянула ему в лицо и поняла, что положение серьезное.

– Вы не должны волноваться, отец, – сказала Лукреция. – Мы будем более осторожны, и пока все не успокоится, не выйдем на балкон.

Папа отпустил их и повернулся к скульптуре Мадонны. Губы его беззвучно шевелились – он молился, и девушки поняли, что он старается найти решение.

Наконец он повернулся к ним. Перед ними стоял прежний Александр, твердый и уверенный в себе.

– Дорогие мои, – объявил он. – Я должен совершить нечто, что несказанно печалит мое сердце, – я должен отослать вас из Рима.

– Пожалуйста, не делайте этого, отец, – взмолилась Лукреция. – Позвольте нам остаться с вами. Мы клянемся, что впредь никогда не выйдем на улицу, но уехать от вас – нет, ничто не может сравниться с этим горем!

Александр улыбнулся и погладил ее по голове.

– А моя Джулия, что она ответит на это предложение? Джулия бросилась к его ногам и схватила его за руку. Она лихорадочно соображала. Что-то обрушилось на Рим, что-то более страшное, чем чума. В город может войти французская армия, она выберет нового Папу, и, кто знает, что тогда произойдет с Александром?

Джулия считала Александра прекрасным любовником, опытным и знающим – она понимала, что лучшего наставника в науке любви ей не сыскать во всем Риме. Но отчасти привлекала в нем и его власть – Джулии льстил статус любовницы самого богатого в Риме кардинала, который затем стал Папой Римским. С этим Джулия ничего поделать не могла: она была тщеславна. И только представить, что его могут лишить сана, и даже увезти пленником во Францию! Нет, без славы, без могущества, без богатства это уже будет совсем не тот человек, которого она любила…

Потому Джулии не так уж и претила мысль переждать где-то в тиши тяжкие времена, пока все успокоится и Александр вновь обретет прежнюю власть – или же окончательно ее утратит.

Однако она ничем не выдала эти свои мысли, а Александр, который легко угадывал двуличие в любом, не мог разглядеть его в своей даме сердца. Скорее всего потому, что всегда видел лишь то, что хотел видеть.

Он был все так же предан Джулии, и разница в годах сделала его менее зорким: хотя у Джулии уже был от него ребенок, она по-прежнему казалась ему юной и наивной девушкой. Ее страсть всегда казалась ему безыскусной, ее радость при виде его казалась ему отражением его собственной радости. И он считал, что разлука будет для нее таким же тяжким испытанием, как и для него.

– Мы вас не покинем, святой отец, – твердо заявила Джулия, – мы перенесем все, лишь бы оставаться подле вас. Я лучше умру от чумы или погибну от меча чужеземца, чем…

– Замолчи, умоляю! – не выдержал Александр. – Ты сама не понимаешь, что говоришь!

Джулия выпрямилась, лицо у нее теперь было таким же решительным, как и лицо Лукреции.

– Это правда! – воскликнула она. – Мы выдержим все… все… – и она на мгновение умолкла, как бы дав Александру явственно представить, что «все» она имела в виду, – но не покинем вас!

– Это правда, правда, отец! – Лукреция обвила его руками – она-то говорила совершенно искренне.

– Дорогие мои девочки! – голос Александра дрожал от переполнявших его чувств. – Именно потому, что я так вас люблю, я буду непреклонен. Я не могу позволить вам остаться. Жизнь моя без вас померкнет, но я и представить не могу, как черна она станет, если я в своем эгоизме позволю вам остаться и с вами что-нибудь случится! Французы собираются с силами. Это боевой народ, и он полон решимости овладеть Неаполем. Но на Неаполе французы не успокоятся, кто знает, может, сапог завоевателя ступит и в Рим. Моя любимая, моя дражайшая Джулия, ты не боишься смерти от руки неприятеля, но ведь может случиться нечто более страшное, чем смерть… Вы так молоды и так красивы… В мире нет женщин прекрасней. И можете ли вы представить, что ждет вас, попади вы в лапы грубой солдатни? Я и помыслить об этом не могу. Я не смею об этом думать. Так что лучше уж я на время лишусь счастья лицезреть вас, чем буду думать о таком…

– Тогда нам все-таки придется ненадолго уехать – только чтобы успокоить вас, – предложила Джулия.

– Но я надеюсь, что вы отошлете нас не слишком далеко от Рима, – добавила Лукреция.

– Дорогие мои, уверяю, что, как только опасность минует, я поспешу снова заключить вас в мои объятия.

Он обнял их и прижал к своей груди.

– Вот вам мой план, милые мои девочки. Лукреции пора нанести визит во владения своего супруга, в Пезаро. В Пезаро вы поедете обе.

Лишь одного человека перспектива покинуть Рим приводила в восторг, и этим человеком был Джованни Сфорца. Он заверил Папу, что наиглавнейшей заботой его будут столь дорогие сердцу Его Святейшества дамы, да, он полностью согласен с Его Святейшеством: в мае 1494 года Рим вряд ли самое безопасное для них место.

Так что в один прекрасный солнечный день на площади Святого Петра собралась толпа возбужденно болтавших слуг и рабов: они должны были сопровождать кортеж. Джулия объявила, что не может путешествовать без своих парикмахеров, портних и прочих столь необходимых прислужниц, Лукреция, сознавая, как ее люди будут без нее тосковать, также настояла на том, чтобы взять их с собой. Тщетно Джованни Сфорца пытался их убедить, что в тихом Пезаро вряд ли нужна подобная пышность, – женщины его не слушали, и Джованни, мечтавший поскорее убраться из Рима, сдался.