Человек, который плакал от смеха - Фредерик Бегбедер

— Ты сортируешь отходы?

— Да. Скажи честно, ты правда веришь, что можно предупредить вымирание рода человеческого, выбрасывая коробки, пластик и стекло в разные баки? Полиции следовало бы останавливать НЕ-электромобили, сделать велосипед обязательным средством передвижения, как в Китае при Мао, не разрешать самолетам взлет, пока ВСЕ птички не начнут летать на солнечной энергии. Нужно продавать красное мясо по цене икры, запретить ловлю тунца и трески, торговать исключительно биомёдом и одеждой из натуральных тканей, вывести из оборота неперерабатываемую упаковку и, по примеру закона Эвена, запрещающего рекламу алкоголя, закрыть «Монсанто»[347] и все производства глифосата, классифицировать леса, назвать поименно граждан, потребляющих слишком много воды из-под крана (или регламентировать количество кубических литров на душу населения). А еще необходимо запретить небиологическое сельское хозяйство…

Вы меня знаете — уж если я завелся… Манон кажется, что она бредит. Думала, что попала на старого гедониста, а оказалась лицом к лицу с «зеленым» фашистом. Манон раздражила меня, обвинив в своих несчастьях. Я, старый распутник 1980-х, стал в 2020-х ярым сторонником вывода «грязного» производства в страны третьего мира. Манон — ровесница моей старшей дочери Лены. С ума можно сойти, до чего отцовство меняет людей! Манон — как и Лена — избалованный ребенок избалованного ребенка. А я стал приверженцем золотого века: бывший циник хочет спасти мир. Поздновато. Выглядит так, как если бы солист Ramones[348] решил перепеть репертуар Анны Сильвестр[349].

— Граждан, которые не сортируют свой мусор, нужно штрафовать на 1500 евро — как клиентов проституток, и немедленно запретить дизельные спортивные автомобили для активного отдыха.

— Ты прав. Демонстрантам, поджигающим Fouquet’s, следовало бы атаковать аэропорты, как в Нотр-Дам-де-Ланд, и заблокировать взлет EasyJet и Ryanair!

Манон танцует со стаканом Melon Colada в руке, на ногах у нее модные очень открытые лодочки. Загипнотизированный стробоскопами, я как будто возвращаюсь в 1985-й. Невелика разница, в конечном итоге. Та же музыка (Got То Be Real, Черил Линн)[350]. Те же черные футболки. Та же водка со льдом. Та же неистовая тяга к пустоте. Тот же бессмысленный танец. Иногда я думаю о часах, которые провел, сидя на барных табуретах и слушая Got То Be Real... Куда ушла длинная цепочка лет, потраченных на оглушающую музыку и нашептывание глупостей на ушко девице, с которой решил перепихнуться? В отличие от Пруста, я сожалею не о потерянном времени. Я вообще ничего не люблю терять.

В Medellin я смотрюсь гротесково. В тридцать восемь я уже был староват для Baron, но рядом отирались мои ровесники, а здесь все девушки — ровесницы Лены. Директор клуба узнал меня и приставил к нам охранника — чтобы отгонял желающих сделать «эго-портрет». В подарок от заведения мы получаем бутылку водки, что приводит Манон в восторг. Medellin сохранил прежнюю «концепцию» антигигиеничных туалетов Baron, где в 2005–2009-м пол всегда вонял мочой. Отличие одно: внутри сидит пипи-дама в белой защитной маске, такие носили в подпольных лабораториях Пабло Эскобара. В коридоре, на подрамнике, стоит его портрет в окружении свечей. Уж и не знаю, комично или глупо почитать человека, на три десятилетия сделавшего нас всех параноиками, но мне нравится это бодлеровское дурновкусие.

Манон пишет в Сорбонне диссертацию о декадансе, читает только авторов конца XIX века, в первую голову и напоказ (на террасе Avenue) — мазохиста графа де Вилье де Лиль-Адана, но анализировать будет самое запоминающееся — «Песни Мальдорора» Лотреамона[351] и роман Гюисманса «Наоборот».

— Я предпочитаю Дюрталя[352] Дез Эссенту[353]. У него хоть цель есть — монастырь.

— Сами увидите, Манон, все меняется… Однажды вам захочется помолиться, а не получить в подарок черепашку с панцирем в бриллиантах.

Она проводит дни в музее Гюстава Моро, а ночи в Medellin. В 1880–1890-х декадентское движение начинало с отрицания технического прогресса. Декаденты тяготели к оккультизму, спиритизму, извращенному сексу и тяжелым наркотикам (абсент, эфир, опиум) — из страха перед индустриализацией. Сегодня сложилась идентичная ситуация: нужно придумать термин «неодекаденты» для обозначения нескольких невропатов, сбежавших от цифровой революции, от оцифровывания человечества, химического секса и выхода из тела под кетамином. Исчезновение частной жизни и сползание к обществу тотальной круглосуточной слежки логически объясняет всплеск саморазрушительного гедонизма, токсикоманию и проституцию. Фантастический предлог! Изумительное алиби для возвращения в подполье. Нюхать Special К с сисек возбужденных девушек по вызову как акт сопротивления шпионству Марка Цукерберга. Октав любуется телосложением Манон. Он хотел бы воплотить в жизнь мечту Сары Бернар: привить девушке хвост пантеры. Раз человечество спасти не удается, приходится находить удовольствие в патологическом и искусственном. До смерти и/или апокалипсиса остается несколько лет сладострастия. «Желтым жилетам», разочаровавшимся в капитализме, Манон предпочитает красный пластрон Теофиля Готье[354].