Пленники судьбы - Санта Монтефиоре

— Ну, как все прошло? — с нетерпением спросила Ма.

Люк сел в одно из удобных кресел и зажег сигарету.

— Очень неожиданно. — Он был не в силах скрыть улыбку, появившуюся на лице.

— Ты спас прелестную девицу?

— Возможно, — уклончиво ответил Люк. Отец передал ему бокал вина.

— Ну же, дорогой, не томи нас ожиданием! — воскликнула Ромина.

— Как выглядит их дом? — спросил Билл.

Ромина закатила глаза.

— Да как любой другой итальянский фермерский домишко, милый. Не мешай Люку рассказывать! Я им так горжусь!

— Домик простой, но симпатичный, с него открывается вид на море, — сказал Люк, обращаясь к отцу. Затем перевел взгляд на мать. — И я познакомился с твоим великолепным Панфило Паллавичини.

— Не может быть!

— Может. Он приходится Козиме дядей и женат на знаменитой Альбе.

— Ага, — негромко произнес профессор. — Английская дочка Валентины. Ну что ж, ты определенно попал в нужное место.

— А как он выглядит? — не унималась Ромина, испытывая любопытство.

— Панфило? — Люк пожал плечами. — Думаю, красивый. Длинные седые волосы, крепкое телосложение, то есть такой, каким ты его и ожидала увидеть.

— А когда он приезжает?

— Он не сказал.

— Но он ведь приедет?

— Да, мама, он обязательно приедет.

— Но что насчет Козимы, Люк? — спросила Ма. — Как твои дела с ней?

— Скажем так, она теперь со мной разговаривает.

— Узнаю своего мальчика. Настойчивость и дипломатия, — сказал профессор.

Ма улыбнулась уголками губ.

— Так она больше не будет бросаться в море?

— Думаю, что нет, — сказал Люк.

— Не зарекайся… — предупредил Карадок. — У ее семьи очень невеселая история.

— Козима невезучая, — прибавила Ма.

— Я сочиню собственную историю, вот увидите, — сказал Люк и с удовольствием отпил вина.

Ромина не слушала.

— Перемотай назад, дорогой. Скажи мне, как такое возможно, чтобы самый известный фотограф в Италии жил в простом фермерском доме?

Роза кипела от злости. Уложив детишек в постель, она пошла в свою спальню и стала думать о сегодняшнем вечере. Она вспомнила, как Козима и Люк наконец спустились вниз. Для женщины, которая три года скорбела, ее кузина, конечно же, быстро пришла в чувство. Ее лицо покрылось румянцем, глаза сияли, губы налились и порозовели. Черное платье, казалось, лишь украшало ее и уже не выглядело таким мрачным. Роза видела, как Люк смотрел на ее кузину, его взгляд был таким же нежным, как у любовника. А голос Козимы был интимноприглушенным, словно она благодарила его за ночь страсти. К Люку относились как к старому доброму другу семьи, и никто не вспоминал, что именно Роза первой с ним познакомилась.

— Роза? — Юджин закрыл за собой дверь. — С тобой все в порядке?

— На что это похоже?

— Что случилось?

— Козима!..

Юджин вздохнул, готовясь к очередной ссоре.

— Что бедняжка сделала на сей раз?

— Козима вовсе не бедняжка. Она влюбилась в Люка.

— Тогда ты должна за нее порадоваться.

— Ах, выходит, что я стерва, да?

— Разве ей запрещается любить вновь?

— Конечно же, нет. Только все случилось слишком уж быстро, тебе не кажется? Козима играла на наших нервах как на скрипке на протяжении последних трех лет. Разве ты не понимаешь? Я что, единственный человек в этом доме, который не слеп? Я день и ночь работаю в траттории не покладая рук, пока она преспокойненько ведет бухгалтерские счета. Это отдых по сравнению с тем, что делаю я. Прошло целых три года, три! А она по-прежнему на особом положении!

— Козима не только ведет бухгалтерский учет.

— Тебя нет поблизости, чтобы видеть это, Юджин! — Роза поставила руки на свои соблазнительные бедра. — Козима бродит, изображая из себя страдалицу, искусно вызывает у всех жалость, а мама носится с ней как курица с яйцом. Когда Козима жалуется, что наши дети взяли игрушки Франческо из ее комнаты, я оказываюсь виноватой. Клянусь своей жизнью, наши дети тут ни при чем! Я чувствую себя посторонней в этом доме. Козима большая черная кукушка, которая выталкивает меня из гнезда! Если кто и должен уйти, то это она. Почему бы ей не отправиться жить с Беатой, Тото и Паолой? Они ее настоящая семья.

Юджин присел на кровать и медленно снял свои туфли.

— Ты ведь прекрасно знаешь, что Альба ей как мать.

— Она моя мать!

— Она заменила мать Козиме.

— Почему бы моей кузине не наладить отношения со своей мачехой?

— А ты смогла бы ужиться с Паолой?

— Мне незачем это делать.

— И ей тоже. Послушай, Козима выросла в этом доме. Тут она чувствует себя вполне комфортно. Здесь же рос и ее Франческо. Посмотри правде в глаза, Роза: ничего не изменится.

Она вдруг расплакалась, и Юджин понял, что жена как всегда провоцирует его на скандал.

— Ты меня больше не любишь, да?

— О Пресвятая Мадонна! Ты же знаешь, что это не так.

— Тогда докажи мне! — С этими словами она прыгнула на колени к мужу, притянув его голову к своей груди. — Скажи мне, что я красивее, чем Козима. Она сухая и старая, а я молодая и полна жизни… — Роза стала осыпать его лицо поцелуями. Юджин сразу же возбудился от приятной влажности теплых женских губ.

— Ты прекраснее, чем Козима, — безропотно проговорил он. — Ты прекраснее любой женщины, живущей в Инкантеларии.

Юджин чувствовал, что его жена улыбается, прильнув губами к его губам. Ловкими движениями рук она сначала расстегнула его рубашку и спустила ее с плеч. Затем, откинув голову назад, подставила свою великолепную грудь для поцелуев, и он принялся языком ласкать ее соски, пока они не стали твердыми и горячими. Сидя на нем, Роза стала двигать бедрами, стимулируя его желание до тех пор, пока муж уже не мог сдерживаться. Он бросил Розу на кровать, расстегнул штаны и со стоном вошел в нее.

Ярко-красные ногти вонзились ему в спину, а потом Роза вдруг представила, что она обнимает Люка, что это его щетина царапает ее шею, его губы целуют ее грудь, его руки жадно скользят по ее телу. Она почувствовала, что от возбуждения ее бросило в жар. Как бы она смогла разбогатеть, ведя столь же безрассудную, полную опасности жизнь, какая была у ее бабушки Валентины! Подняться над обыденностью Инкантеларии, как это сделала она, почувствовать руки состоятельных и опасных мужчин, ласкающих ее тело, осыпающих ее бриллиантами. Роза целовала своего мужа и представляла в своих фантазиях другого мужчину.