Сердце стального дракона. Лекарь поневоле - Кира Иствуд

однако и с ней что-нибудь придумаю. Или вовсе буду жить отшельником в лесу! Вот только сначала надо выбраться с этих жутких земель”.

Решив так, я поднимаюсь на ноги, ещё раз оглядываюсь, а потом решительно иду вдоль скал. 

Вскоре темнеет так, что приходится пробираться на ощупь. Глаза начинают понемногу слипаться, всё-таки я с раннего утра на ногах, а ещё очень хочется пить.

— От жениха ушла, и от трактирщика ушла, от дракона ушла, а от жажды померла, — напеваю я под нос песню колобка-попаданца, и вдруг вижу впереди огни. Замираю, боясь поверить в своё счастье. Впереди горит костёр. А кто разводит костры? Правильно — люди! 

Осторожно ступая, я подкрадываюсь ближе и вижу две человеческие фигуры. Судя по всему — это женщины.

“Они могут быть бандитками или ведьмами”, — подсказывает мне разум, однако я вдруг замечаю третий силуэт — это ребёнок.

“У бандитов тоже могут быть дети”, — шепчет паранойя, но я от неё отмахиваюсь, решая, что буду осторожной и в случае опасности успею убежать. Выхожу к людям.

Те сразу замечают меня, замирают. Я поднимаю руки, показывая, что безоружна и медленно подхожу ближе. 

Огонь горит ярко и помогает мне рассмотреть настороженные лица незнакомцев. У костра сидит седая старушка. В паре шагов от неё замерла болезненно худая женщина. У неё сухие губы, покрытая рубцами кожа. Рядом, держась за юбку, стоит девочка лет пяти с растрёпанными косичками и очень светлыми внимательными глазами.

Этих людей объединяет кое-что общее — их лица перечёркнуты одинаковыми шрамами, в которых угадываются смазанные буквы судеб. Шрамы берут начало у левого виска, красными линиями наискось спускаются к переносице, от неё сползают на правую щёку, змеятся по скуле. Особенно жутко это смотрится на детском невинном лице, словно отпечаток нависшего рока. 

Хоть я и неспособна прочесть судьбы, но могу поклясться, что они чёрточка в чёрточку повторяют друг друга.

— Привет, — говорит худая женщина. — Ты заблудилась? Ты одна? Что ты тут делаешь?

Голос у неё чуть надтреснутый, слова звучат с акцентом.

— Здравствуйте, — вежливо здороваюсь я, а у самой холодок ползёт по спине. — Да, я немного заплутала, но мои друзья недалеко… Вы не подскажете, в какой стороне город?

— Конечно, подскажем, — натянуто улыбается женщина, — но тебе лучше дождаться утра. Может и друзья выйдут на огонь. Погрейся пока у костра с нами. Ты голодная? У нас как раз суп подходит.

Я кошусь на кастрюлю, что стоит неподалёку на углях. Кушать и правда хочется… “Это просто милая дама с ребёнком и безобидная старушка”, — мысленно говорю я себе и  подхожу ближе. Старушка у костра не сводит с меня взгляда. Ребёнок дёргает женщину за юбку, показывает на меня пальцем, что-то тихо спрашивает. 

Мне мерещится в воздухе странное напряжение, тревога жалит сердце. Я застываю в паре шагов от огня.

— Меня зовут Алиса, а вас?

— Я Виола, а мою дочку зовут Алоив, — говорит женщина, подхватывая ребёнка на руки и усаживаясь на расстеленное у костра покрывало. Она хлопает рядом с собой, приглашая сесть.

Я не двигаюсь с места, прокручивая в уме странные имена. Виола… Алоив… Вслух говорю: 

— Получается, имя вашей дочери — это ваше же имя, только прочитанное наоборот? 

— Верно, — широко улыбается женщина. Её шрам некрасиво морщится. — Это традиция моего народа. Имена прочитанные наоборот отпугивают демонов. Моё имя будет защищать дитя, пока ей не исполнится шестнадцать. Потом она сможет взять себя любое имя, какое захочет. А ты выбрала своё имя сама?

— Нет… 

— Это печально, — говорит женщина, переведя взгляд на костёр. Огонь отражается в её уставших глазах рыжими всполохами. — Печально, когда не дают выбора… Чего ты стоишь, присядь, расскажи свою историю. Я так давно не видела новых лиц.

Пока я думаю, что делать, вдруг замечаю, что ребёнок косится куда-то мне за спину. Старушка беззубо скалится, и жадно смотрит на мой ошейник.

— Я, пожалуй, пойду, — бормочу отступая. 

— Куда же ты? — вскидывает брови женщина, а позади меня вдруг раздаётся шорох. Предчувствие беды сжимает горло стальной перчаткой.

Я резко разворачиваюсь. И только это спасает мне жизнь. Рядом, разрезая воздух, просвистывает топор. Со звонким “Цбок” — он ударяется о скалу и отскакивает в сторону.

Из темноты выходит бородатый мужчина, огромный как медведь. Лицо его наискось пересекает судьба. Громила отцепляет от пояса второй топор. Нас разделяет меньше десяти шагов. 

Вот и попался колобок… Но в отличие от сказочного героя, у меня есть шея, которую можно перерубить. 

— Пойдёт на суп, — шепелявит старушка. Виола задумчиво хмурится, а ребёнок мычит и тыкает в меня пальцем, словно я глупый кролик, что угодил в силки. 

Мужчина идёт ко мне, покачивая в руках оружие. Лезвие светится, отражая огонь. Всё это похоже на сцену из дешёвого ужастика. Вот только нет режиссёра, который крикнет:”Стоп!”

Страх ударяет в виски. “Беги-беги!” — воют мысли. 

Я бросаюсь наутёк.

Бегу, что есть сил, а за мной по пятам следует бородатый маньяк с топором. Я слышу его размеренные шаги, слышу дыхание. Темнота обступает, я едва разбираю, куда ступать. Я словно во сне, в кошмаре, путаюсь в ногах, вязну в страхе.

На следующем шаге оступаюсь, боль пронзает лодыжку. Падаю, обдирая ладони. Не успеваю вскочить, как грубая рука хватает меня за волосы, дёргает вверх. Вскрикиваю от страха и боли. Сверху нависает жуткое лицо со шрамом судьбы, в глазах ни капли сочувствия. Одна слепая ненависть.

Я пробую защититься, закрыться руками.

— Нет, пожалуйста! — умоляю.

Но жуткий мужчина и не думает слушать, он замахивается топором для последнего удара.

— Берт, подожди! — раздаётся вдруг. Лезвие замирает в воздухе, а мужчина оборачивается. К нам подбегает Виола, кладёт руку мужчине на плечо, показывает на мой ошейник:

— От этой вещи пахнет драконом, — шепчет она. 

Глаза мужчины сужаются до опасных щёлок, вены вздуваются на шее. Меня трясёт от ужаса, сердце переворачивается в груди.

— Уверена? — басит он.

— Да.

Громила перехватывает меня за ошейник, трясёт словно куклу:

— Чьё это? Кто на тебя надел? — требует он.

— Дракон! — вскрикиваю я.

— Ты принадлежишь дракону? Какому именно?

— Янтарному, — испуганно бормочу. Не знаю почему, но мне кажется, что не стоит упоминать стального.

— Ты здесь одна?

Мне хочется плакать от страха.

— Она одна, — отвечает за меня Виола,