Игра без правил - Владимир Моисеевич Гурвич

последнее время? Или этот гигант находится в полном неведении, предаваясь радостям любви и алкоголя?», — подумал Лобанов.

— Я хотел бы кое что тебе рассказать.

— О, буду много радости тебя послушать. Ты не против немного выпить?

— Я бы с удовольствием выпил, но я за рулем. И, кроме того, происходят события, которые действуют посильней, чем даже твое любимое шотландское виски.

— Таких событий просто не может бывать! — горячо заступился Джордж за любимый напиток.

— К сожалению, бывает.

Дальнейшие десять минут разговора были посвящены перессказу того, что случилось в номере Иннокентия. Лобанов пристально наблюдал за реакцией Джорджа; тот же, словно помогая ему в этом, бурно выражал свои эмоции от услышанного.

— О, я встречать много раз этого Ник Грегори. Мне никогда он не нравиться. Он нехороший человек. Про него говорить, что он иметь связь с мафией. Тебе надо быть очень осторожным.

— Я тоже так считаю. Поэтому и пришел к тебе.

— I'am glade to help you. Что надо делать?

— Мне надо навестить одну мою родственницу. Но я опасаюсь ехать одному. Ник Грегори и те, кто за ним стоят, преследуют меня. С тобой я буду чувствовать себя в большей безопасности.

— Я готов защищать тебя. Только juste minute, я распрощаться с этими крошками.

Джордж подошел к девушкам и стал что-то им говорить. Те без энтузиазма восприняли его слова. Затем Джордж подошел к бармену, тот с некоторым даже почтением подал ему бутылку виски. Ее плейбой торжественно, словно кубок, вручил голоногим девицам.

— Я быть готов, — сказал он, снова подойдя к Лобанову.

Путь был не ближний, Лобанов гнал автомобиль, насколько позволяли дорожные условия. Он взглянул на плейбоя и вздрогнул; Джордж, развалясь, насколько это позволяли габариты машины, сидел в кресле и курил «Голуаз».

— Ты куришь «Голуаз»? Не замечал, — произнес Лобанов.

— Когда жить во France, я много курить «Голуаз».

— А здесь ты до этого курил эти сигареты?

— О да, курить до этого. Почему тебя так интересовать этот вопрос?

— Хочу лучше узнать привычки своих новых родственников. Я же теперь как бы глава рода.

— О, да, ты есть глава. Я много рад этому.

— Почему?

— Ты смелый и честный man, с тобой можно иметь дела и не бояться быть обманутым. Это очень important, но случаться крайне редко.

— Какие же ты дела хотел бы иметь со мной, Джордж? — спросил Лобанов.

Джордж вел себя в несвойственной ему манере, он задумчиво молчал и вместо слов пускал изо рта перистые облака дыма.

— Я любить говорить прямо, — вдруг произнес Джордж. — Я знать, нас всех много интересовать о судьбе коллекции. Я тоже интересоваться. Я хотеть тебе помочь найти коллекцию за свой маленький процент.

— Какой процент?

— О, я просить совсем немного, всего десять процентов.

— Почему так мало? Ты так низко оцениваешь свою помощь.

— О, я тебе все объяснять сейчас. Я иметь несколько важных долгов, их надо срочно возвратить. Иначе мне быть плохо, меня могут посадить в тюрьму. Ты понимать теперь мое положение?

— Понять не сложно. Но если ты расплатишься с долгами, дальше на что будешь жить. Ты же не собираешься работать?

Этот вопрос высек из Джорджа бурные раскаты смеха.

— О, работать, я не представлять, что такое работать.

— В таком случае тебе требуется много денег, чтобы не работая, дожить до старости и быть похороненным в приличном месте, а не на кладбище для бедноты.

— Совсем нет. Много иметь денег, мало иметь денег, я их все равно проиграть. Поэтому мне не надо большой процент.

Лобанов посмотрел на него. Он вдруг проникся симпатией к Джорджу; по крайней мере, он не корыстолюбив и даже хочет вернуть долги. А такие желания возникают далеко не у каждого человека, особенно если он ведет подобный образ жизни, как Джордж. И черт дернуло этого плейбоя именно сейчас закурить эти проклятые сигареты «Голуаз». Тогда он бы вполне мог ему доверять. А теперь он не может исключить, что он был в то роковое утро в номере у старого князя. И кто знает, не он ли произвел тот роковой выстрел?

Они въехали в небольшой подмосковный городок. Нужный им дом они нашли быстро. Это была старая трехэтажная постройка, которую вряд ли ремонтировали с момента ее заселения. Они поднялись на второй этаж. Никаких надписей, кто проживает в квартире, на дверях не было. Лобанов надавил на звонок.

Дверь отворила пожилая женщина. Увидев двух, явно не местного вида мужчин, ее лицо одновременно отразило удивление и тревогу.

— Извините за беспокойство, но я ищу Лукьянову М.В., - произнес Лобанов.

— Моя фамилия Служакова, а Лукьянова это девичья фамилия. А зовут меня Надежда Павловна. — Она на секунду замолчала. — Лукьянова Мария Васильвна, это моя мать. Но она давно умерла.

— Умерла, — разочарованно произнес Лобанов. — Но может быть, мы все же поговорим. Ах, да, извините, мы не представились. Я князь Лобанов-Тверской и, если я не ошибаюсь, мы приходимся друг другу родственниками. А это Джордж Гаррисон, он также наш родственник, но живет за границей.

— Я знаю о вас, — ответила спокойно женщина, — мама несколько раз упоминала о вашей семье. Вот только не думала, что мы когда-нибудь увидимся. Проходите, пожалуйста.

Лобанов и Джордж оказались в маленькой двухкомнатной квартирке. Она была обставлена разностильной мебелью из давно канувших в Лету эпох. Внимание Лобанова привлекло обилие старых фотографий на стенах. К своему изумлению, среди них он обнаружил и снимок отца и свой собственный в возрасте трех лет.

Женщина, извинившись, покинула их на некоторое время. Вернулась с подносом в руках, уставленного многочисленными вазочками с печеньем и вареньем. Через несколько минут они уже сидели за накрытым столом и чаевничали.

— Я рада, что мы все же, наконец, встретились, — сказала хозяйка дома. — Мы все же родственники. Наш прапрадед и ваш прапрадед были двоюродными братьями. И моя мама всегда хотела установить с вашей семьей дружеские отношения. Но ваш отец остерегался это делать, он всячески скрывал свое происхождение. А моя мама открыто говорила, что она княгиня.

— И ей это сходило с рук?

— Сперва на нее косились, даже вызывали, сами понимаете куда. Но потом решили, что она не представляет, как тогда говорили, общественной опасности — и ее оставили в покое.

— А вы рассказываете кому-нибудь о своем происхождении?.

— Я — нет. Если честно признаться, то стесняюсь. Хотя сама не знаю чего. Да и все это от меня далеко. Я всю жизнь проработала в школе преподавателем литературы. На своих и на чужих детей ушла вся моя жизнь.

— А где же ваши дети?

— У меня