Сегодня мы откроем глаза - Иван Ревяко

Темные глаза Ревности уже покраснели, как и ее лицо, а она все не умолкала и не умолкала, быстро шагая по комнате, падая на пол и истерически смеясь.

– Прекрати орать! – раздался голос над головой Ревности, когда та в очередной раз билась головой о стену в ожидании гениальной мысли.

Она обернулась. Снова там стаяла она, красивая и светлая, точно самый ранний фонарь, освещающий в зимнее утро темную улицу.

– Не указывай, что мне делать! – провопила Ревность, подскочив к девушке.

Голубые глаза смотрели прямо на раскрасневшееся от визга лицо, не выражая ни страха, ни сожаления, ни презрения.

– Сыграем? – спокойно спросила Любовь, доставая руку из-за спины.

– Я не буду играть в эти дурацкие шахматы!

– То есть ты сдаешься? – улыбнувшись, спросила голубоглазая девушка.

– Я, – Ревность взглянула на нее так, словно хотела показать всю ту силу, что кроется в ней, – запомни, я никогда сдаюсь! Расставляй.

Они начали играть.

– Кэт, можно я войду? – Мэг тихо постучалась в дверь девушки, когда на часах было около двух.

– Конечно.

В комнате был беспорядок. Солнечные лучи падали на постель, где сейчас и сидела Катерина, что-то складывая в коробочку. Мэг заметила, что, пусть она и собирается, но мысли все равно были не об этом.

– Я поговорить хотела, – девушка неуверенно вступила в комнату, будто чувствуя себя здесь нежеланным гостем.

– Давай, – ответила ей Катерина, не отрывая взгляда от коробки с каким-то бумажками и маленькими штучками.

– Ты точно уверенна в своем выборе? – прошло больше минуты, после чего Мэг и спросила.

– Что ж, ходи, – произнесла Любовь, когда все фигуры были уже на доске.

– Конечно, буду, не сомневайся, – огрызнулась ее соперница.

– Думаю, да. Тем более, что и родители меня поддержали, и Рей еще, и Вена. Думаю, ты понимаешь.

– Я понимаю, я все понимаю. Но скажи мне, ты разве можешь вот так спокойно взять и уехать отсюда, от меня?

– Так разве я уезжаю от тебя? Я уезжаю, скорее, к себе, если так можно сказать. Мы ведь не прекратим общаться.

Белые фигуры, что принадлежали Любви, падали с поля одна за одной под быстрой и атакующей игрой Ревности.

– Ты должна понимать, что мы не сможем общаться, как раньше. Ты будешь далеко, очень далеко. А может вообще наступит такой час, когда со своим Реем ты забудешь и про меня, и про все, что было тут.

– Если мы обе не захотим, не наступит. Я не хочу. А теперь дело за тобой, – сказала Катерина и первый раз взглянула прямо в глаза подруге.

– И я не хочу, но зато я хочу быть рядом.

– Ты и будешь рядом, мы ведь не умираем. Я смогу приезжать к тебе хоть каждые выходные, да и ты ко мне тоже. Так в чем проблема?

– Скажи, ты правда его так любишь? – неожиданно спросила Мэг.

– Смотри, мы так и в три минуты уложимся? – издевательски улыбнулась прямо в лицо Любви Ревность.

– Посмотрим, – ответила та, по-прежнему смотря на короля черных фигур.

– Я не знаю, правда, и уезжаю я не поэтому. Понимаешь, я просто не могу так жить. И я не понимаю, почему ты так против этого.

– Да, я и сама не пониманию, – соврала Мэг.

Каждый миллиметр тела Мэг дрожал и пульсировал. Слезы и не думали отступать от глаз. Воздуха не хватало, голос начинал предательски дрожать, но девушка все еще выглядела спокойной.

– Если ты правда в этом уверенна, уверенна в том, что хочешь оставить меня здесь, то выбор твой. Ведь главное не действие, а желание сделать это. Я, честное слово, последний раз спрашиваю, ты хочешь переехать туда? – горячо произнесла та.

Серо-голубые глаза Катерины блестели на потускневшем солнечном свете.

– Мэг, зачем ты так, – она встала и подошла в подруге, которая уже стояла возле дверей, – почему ты ставишь меня перед таким выбором?

– Отвечай.

Смуглая рука с длинными красными ногтями подняла своего слона и понесла его к противоположному концу поля.

– Мэг, Мэгги, – говорила, почти плача, Катерина, – я хочу уехать не от тебя, а к своей мечте. Никто не говорит, что мы должны прекратить общаться. Так говоришь только ты. И я не понимаю, почему.

– Отвечай! – повторила Мэг, чуть повысив голос.

– Боже, Мэг, – девушка всплеснула руками, дав волю слезам, – да почему ты не можешь порадоваться за меня? Ты знаешь, что я терпела? Я, как в клетке, жила! А сейчас у меня появился шанс все исправить, может, я нашла человека, которого смогу полюбить или вообще уже люблю, так почему ты против этого?! Почему ты просто не можешь мне позволить, просто сказать, что ты не против? Ты ведь мой, черт побери, единственный друг, и я не хочу тебя терять. Пожалуйста, перестать.

Черные глаза, хитрые и беспощадные, посмотрели в голубые, что ни капли не боялись предстоящего.

– Я… – начала Ревность, опуская слона на черную клетку.

– Отвечай! – прокричала Мэг. – Ты хочешь уехать отсюда, тем самым бросив меня?

– Я хочу уехать, но не бросать тебя, – она с такой мягкостью посмотрела на почти плачущую подругу, с такой колоссальной любовью, что в Мэг что-то встрепенулось, точно спящая птица. Но она быстро подавила это чувство.

– Что ж, тогда всего тебе хорошего, Катерина. Надеюсь, ты будешь счастлива. Но уже без меня, – спокойно произнесла Мэг, смотря своими полными слез и боли глазами и вышла, несильно хлопнув дверями.

Когда она вошла в свою комнату, она рухнула на кровать и зарыдала, крича в подушку и кусая ее. Она проклинала все на свете, ругая и себя, и Катерину (особенно), и бога, и все, что можно было.

– … победила, – радостно воскликнула Ревность и потянулась к белому королю, чтобы сбить его.

Люди, которых лишают самого ценного, ведут себя намного хуже, чем сейчас Мэг. Они пытаются разрушить жизни других, некогда любимых, пытаюсь завладеть ими, совершенно не понимая, что от этого никто не будет счастлив. Такова природа человеческого эгоизма. Мы не знаем, чего хотят другие, а пытаемся дать им то, что считаем нужным. Но это мы все делаем для себя.

Мэг думала об этом всю ночь, и только под утро заснула, полностью лишенная сил и, скорее всего, желания жить. Но она уже знала, что сделает. Поэтому и поставила будильник.

***

Прекрасный восход должен был быть сегодня утром, но его не было, к сожалению. Серые, тяжелые облака, казалось, лежали даже на горизонте, точно маленькие пушистые овцы, притаившиеся от дождя.

Катерина шла с сумками на вокзал, как когда-то вместе с тогда еще незнакомой Мэг шла сюда. Сейчас же ей снова казалось, что она совершенно не знает ее. Что скрывается за этими глазами, которые поначалу казались спокойными и знающими абсолютно все, но в которых потом, через год, прочитались детское собственничество и банальная ревность. Она все еще не понимала, что случилось в те минуты, когда они были в ее комнате, но совершенно не держала обиды на подругу.