Осень призраков - Юрий Некрасов

– Едва ли, – не поддержал Гарольд, с его губ сорвалось странное, он сам не понял, почему говорит это. – Скорее уж Снежная королева.

– Вы – как ангел смерти, – поправился мальчишка и, увидев некое приглашение в глазах собеседника, заспешил, продолжил. – Стоите здесь, с высокой стороны холма, следите свысока, все подмечаете, за всем наблюдаете, жертву выбираете. У вас есть оружие? Револьвер?

– Был, – ответил Гарольд уклончиво. Зачем ответил? Чертовщина! Всем своим видом Гарольд давал понять, что не ищет разговора. Но сам же продолжал. Мальчишка оказался настырным.

– Вот бы мне револьвер, – мечтательно сказал он. – Целых шесть пуль на благое дело, боженька бы меня простил.

– Родственники?

– Я сам, – признался мальчишка и почесал нос. Руки перестали дрожать. – Самоубийц хоронят за оградой, но мой случай – особенный. Никто не будет дразнить меня выскочкой, лишать сна и подбрасывать в суп живых еще тараканов.

– Не хочу так, – продолжил, взяв глубокую паузу. Гарольд пытался уйти, но не мог. Ноги не пускали, приросли к холму. Ждали чего-то.

– Они мне никто! – рука мальчишки широко обвела могилы, зачерпывая ковшом ладони залив. – Но тянет. Вот эта старуха, зачем она на мне повисла? – только теперь Гарольд заметил, что шею мальчишки захлестывает петля, ее хвост волочился за ним по земле. – Я тебя не воровал, чего вцепилась?! – неожиданно мальчишка упал перед Холдстоком на колени и зарыдал так искренне и жутко, что огневолосые потомки усопшей гневно обернулись к Гарольду и зашикали.

«Безумие! – в изумлении смотрел он на вздрагивающий затылок мальчишки. – Этот город болен. Земля заражена им до самых корней».

Мальчишка рыдал, он вцепился в веревку и начал наматывать ее на локоть. Веревка ползла к нему рывками, точно тащила тяжелый невидимый груз. Гарольд посмотрел на погребальную процессию. Глаза отказались верить увиденному. Волосы старухи. Они стали густого молочного цвета. Точно как у мальчишки.

Немота поразила кладбище.

А после все начали кричать.

Мальчишка вцепился Гарольду в колени, и тот с немалым усилием оторвал его от себя. «Бежать! – надрывалось чутье. – Это не ты! Беги!» Гарольд Холдсток праздновал труса, он мчал вниз с холма, не разбирая дороги. И вокруг него, позади, вслед, вместе и порознь, безобразным пятном из рук и ног, бросив гроб и истошно вопя, бежали рыжие наследники мертвой старухи. Гарольд мчался, молясь изо всех сил, чтобы не упасть. В голове его билась одна только мысль: «Как? Как он это сделал?!»

Осталась еще одна нить в никуда – «Соленый угол».

Однако посещать господ контрабандистов следовало, основательно подготовившись.

День катился к вечеру, а Гарольд никак не мог собрать осколки настроения. Такое случилось не впервые. Его учили строго, никакие душевные раны не смеют мешать делу. Чутье, которым Гарольд так гордился, скулило и пряталось в темный угол, отказывалось есть и выползать на свет. Обычно помогал виски и подушка, под которой Гарольд прятал голову, душил мысли, лишал панику воздуха.

– Из всех дурных вещей, что ты можешь представить, – разговаривал он с собою вслух, – какую считаешь самой мерзкой? – и отвечал: – Глупая смерть, вроде утонуть в нужнике или задохнуться под снежной лавиной. Слепой случай. Невозможность повлиять, отболтаться.

Безвестность. Беспомощность. Нелепая суета. Честолюбивая его натура требовала публичной кончины, с судом и фанфарами, раскатистым приговором и последним звонким словом, пусть завязаны глаза, но он плюнет в сторону своих палачей и убийц, Или гибель в бою, глаза в глаза с врагом.

– Или свихнуться, – Гарольд вспомнил мальчишку на кладбище, – утратить нюх, перестать различать оттенки Истины. – Гарольд помнил, есть вещи похуже смерти, те несколько дел, что привели его в обители душевной скорби. Там, среди живых теней, в густом мареве безумия, задыхаясь от запаха мочи и рвоты, Гарольд видел ад и увязших в нем грешников. Закончить вот так, погаснуть, исчахнуть и сидеть, скорчившись в углу, бормоча тарабарские заклинания.

Впервые за неделю Гарольд сменил костюм. Узкий черный плащ и высокие штиблеты с серебряными набойками. Шею стянул платок, тускло-багряный, как дымное пламя. Неизвестно, откуда Гарольд взял, что крутые парни одеваются именно так, но никто не сумел бы его убедить в обратном. Этот костюм, как и все прочие, имел одно неоспоримое достоинство – был удобен, как вторая кожа.

Горизонт захлебнулся закатом. На центральном проспекте зажгли газовые фонари. Они давали мало света, но делали вечер теплым, населяли город уютом. Кого бы Гарольд ни спрашивал, как пройти к «Соленому углу», этот вопрос вызывал лишь недоумение. Женщины делали постные лица и скорбно мотали головой, мужчины каменели на миг, а после несли околесицу. Дети разбежались по домам. Еще немного, и Гарольд рисковал остаться на улице один. Ноги повели в сторону порта, логика подсказывала, что притон контрабандистов должен прятаться где-то у залива.

День выдохся и смежил веки. Луна огромным фосфорным шаром выкатилась на небосклон. Гарольд никогда не видел ее настолько близко. «Приглядись и увидишь лунные замки. Слышишь? Это звучит музыка селенитов. Доверься ей. Откройся». Гарольд прислонился к стене и спрятал лицо в ладонях. Спокойней. Тише. Нет никаких селенитов. Дыши. Когда он оторвал руки от лица, наваждение ушло, луна спряталась за тучей, но отзвуки ее песни, едва слышимый шелест двигался за ним.

Переулки становились все уже. Гарольд углубился в эти городские расщелины, лунного света теперь едва хватало, чтобы различать дорогу. Гарольд мучительно вслушивался в ночь и вдруг понял, что это не музыка луны звучит ему вслед. Кто-то шел за ним по пятам. Крался, но неумело или нарочно давал понять, что Гарольд здесь не один. Это его от души порадовало. Он на верном пути. Никто не станет выслеживать человека, который никому не нужен. Чей-то хвост Гарольд все-таки прищемил.

Переулок внезапно вывел его на террасу с видом на спящее море. Маяк вспарывал ночь острым лучом. Отсюда был только один путь – вдоль скалы направо и вниз, в темноту уходили широкие ступени. Шаги за спиной стихли, но стоило Гарольду двинуться дальше, зашуршали позади. Гарольд пошел быстрее, преследователь перешел на бег. Теперь он не скрывался. Гарольд искренне наслаждался игрой. Он слышал, как пыхтит его хвост. Сейчас он окончательно утратит бдительность… Гарольд перепрыгнул последние ступени и спрятался в тени парапета. Спустя несколько мгновений мимо промчался небольшой силуэт и пропал бы в ночи, если бы Гарольд не поймал его за большую, не по росту, моряцкую робу.

– Мистер Хофф, – делано удивился Гарольд, не выпуская из рук ворот портового мальчишки Теда. – Какими судьбами?

Тот никак не мог отдышаться, его глаза бегали, рот подрагивал, точно хранил в себе сотню верных слов, которые никак не складывались в убедительную ложь.